Мать выразительно посмотрела на меня, но мне больше не хотелось разговаривать, я и так чувствовала себя вывернутой наизнанку.
В каюте вдруг стало очень тихо, слышался лишь плеск волн и едва уловимый звук голосов снаружи. Мать сидела на койке, на которой мы с Ником занимались любовью, вернее, намеревались заняться… Более рационально мыслящая часть нашей компании разместилась на палубе и терпеливо дожидалась нашего возвращения в рамки здравого смысла. Но никто из нас троих, похоже, не торопился подниматься наверх. Наверное, нам просто не хотелось признаваться в собственной несостоятельности. Мы молча сидели, погруженные в свои невеселые мысли, и ждали, возможно, чуда, которое неожиданным образом вдруг свалится на нас и разрешит наши неразрешимые проблемы.
Не знаю, сколько прошло времени, но я точно успела проголодаться, однако просматривать контейнеры и подбирать остатки еды мне не хотелось.
Мать продолжала неподвижно сидеть на койке, но Дэвид ушел от нас в крошечную отдельную каюту на самом носу лодки и закрыл за собой дверь. В эту каюту можно было попасть только через камбуз, отдельного входа у нее не имелось, так что, думаю, он сделал это специально: в этой части яхты располагался еще и туалет, и теперь из-за Дэвида никто не мог попасть туда.
Солнце уже начало клониться к закату, а мы все сидели и молчали. Лишь когда маленькая стрелка на часах приблизилась к пяти, Ник наконец открыл дверь.
– Нам пора возвращаться, – сказал он. – Становится темно.
Не говоря ни слова, мать встала с койки и принялась убираться в каюте, в то время как я поднялась по лестнице и молча прошла мимо Ника. Дэвид по-прежнему сидел в маленькой каюте и не подавал признаков жизни, но это, похоже, никого не волновало.
Теперь Кларисса снова стала нашим капитаном: она как ни в чем не бывало принялась отдавать команды мне и Джерри, после чего мы подняли парус и неспешно поплыли назад в Мишен-Бей.
Когда мы пришвартовались у причала, первым на берег сошел Реджинальд; крепко обнимая свою камеру и футляр от нее, он обернулся и внимательно оглядел нашу небольшую команду.
– Спасибо за интересное времяпровождение и приятную компанию, – загадочно произнес он и тут же пустился бежать к парковочной площадке.
После того как Ник помог маме и мне спуститься на пирс, я обернулась и громко крикнула:
– Дэвид, выходи!
Ответа не последовало, и я почувствовала, что начинаю терять терпение.
– Дэвид, ты же не хочешь, чтобы мы оставили тебя здесь одного…
Тишина.
– Ты не можешь так поступить, Бренда. – Мать исподлобья посмотрела на меня. – Ты не можешь оставить его одного.
– Еще как могу! И я оставлю его здесь одного, если он не перестанет вести себя как ненормальный.
Неожиданно в наш спор вмешалась Кларисса:
– Я останусь с ним.
– И как тогда ты доберешься до дома? – неуверенно спросила я.
Кларисса пожала плечами, и я подумала, что эту женщину ничто никогда не сможет смутить.
– Что-нибудь придумаю. Найду кого-нибудь, кто отвезет меня.
На этот раз я была слишком раздражена, чтобы спорить.
– Ну, как знаешь, – бросила я и зашагала к парковочной площадке.
Белая «тойота» Реджинальда уже исчезла, вероятно, теперь мы больше никогда его не увидим.
Мы с Ником сели в мою машину, и в зеркало заднего вида я увидела пирс, а на нем целующихся мать и Джерри.
Заведя мотор, я выехала с парковочной площадки. Ник держал на коленях пустой контейнер из-под картофельного салата: Кларисса, Джерри и Реджинальд съели все до последнего кусочка.
Разумеется, мне следовало извиниться перед Ником за эту ссору и за испорченный день, но Ник, похоже, совсем не горел желанием вести беседы. Он даже не попытался прикоснуться ко мне и все время смотрел в сторону на мелькавшие за окном машины.
По правде сказать, я была рада, что Кларисса и Дэвид не поехали с нами – значит, дома никого не будет.
Припарковав машину, я выключила двигатель. Ник по-прежнему смотрел куда-то в сторону, и я боялась заговорить с ним, пригласить его подняться в квартиру.
Мы продолжали сидеть в машине и молчать, пока не стало совсем темно. На улице зажглись фонари, и снаружи в окно машины потянуло прохладой. Время от времени прохожие бросали на нас удивленные взгляды: они явно не могли понять, что мы делаем в этой машине.
Наконец Ник нарушил ставшее уже невыносимым молчание.
– Оливковое масло, – сказал он.
Я повернула голову.
– Масло – что?
– Его было недостаточно. И еще молотый красный перец. Перец и масло могут спасти твой салат. Ну а в общем он был не так уж и плох.
– Да уж. Я-то все равно знаю, что он ужасен.
– Ну нет, тут ты не права. – Ник передвинул контейнер с одного колена на другое. – У твоего салата хорошая основа, и если добавить пару финальных штрихов…
– Не хочешь ли ты сказать, что впервые в жизни мой картофельный салат мне удался? Господи, а я даже не попробовала его…
Ник усмехнулся:
– Салат получился классный, но ты, вероятно, умираешь с голоду. Давай поднимемся к тебе, и я приготовлю что-нибудь поесть.
Я на мгновение задумалась.
– Боюсь, дома у меня нет ничего из еды.
– Тогда давай сходим куда-нибудь, я тебя приглашаю. – Ник накрыл мою руку своей ладонью. – Ну как, идет?
Когда такой замечательный парень, как Ник, приглашает вас куда-нибудь, разве вы сможете отказаться? Конечно же, нет!
Я снова завела машину, и мы торжественно поехали обедать.
В «Макдоналдсе» Ник купил для меня чизбургер с традиционной начинкой и французскую булочку с кремом, которую я съела с таким аппетитом, как будто ничего вкуснее в жизни не пробовала.
Когда, хотя бы отчасти утолив разыгравшийся аппетит, мы снова вернулись к моему дому, я приготовилась к тому, что Ник поцелует меня на прощание, пересядет в свою машину и уедет, но вместо этого он, все так же молча, поднялся вместе со мной в квартиру.
Как я и ожидала, ни Клариссы, ни Дэвида в квартире не было, и я не знала, увижу ли их вообще в этот день. Поэтому я решила от души наслаждаться миром и покоем, а для начала взять инициативу на себя.
– Ник… – произнесла я, еще не зная, что последует за этим словом.
– Ш-ш… – Ник взял меня за руку, поцеловал и повел в спальню, но на пороге остановился и с удивлением окинул взглядом комнату.
На полу спальни вольно раскинулись кучи моих лифчиков и трусов вперемежку с нижним бельем Дэвида, моя кровать была разобрана, смята и тоже завалена нижним бельем и одеждой.
– Извини – Мой взгляд невольно устремился куда-то в сторону. – Я не ожидала, что у меня будут гости.
Собрав сорочки, трусы и чулки с постели, я бросила все это в один из ящиков шкафа, а кровать накрыла пледом.
В доме Ника, когда бы я там ни появилась, всегда царил порядок и все лежало на своих местах. Я ничуть не сомневалась, что Ник никогда не бьет тарелки и не пачкает кетчупом пол на кухне. Просто удивительно, как это он позволил мне вторгнуться в свое царство чистоты и все там перепачкать.
Ник смотрел на меня и улыбался.
– Теперь снимай рубашку, – наконец сказал он. Романтическая героиня, услышав такие слова, должна была тут же упасть в обморок или сказать: «О нет, сэр, как можно! Что вы, сэр, никогда и ни за что!»
А вот Бренда Скотт решительно стянула рубашку, даже не расстегнув пуговиц.
Продолжая улыбаться, Ник окинул меня внимательным взглядом.
– Ты так и не купила корсет?
– Какой корсет?
– Ты собиралась купить корсет, помнишь? Говорила, что сходишь в бутик и купишь черный шелковый корсет.
– А, корсет… Нет, я так и не купила его. Понимаешь, я не думала, что ты придешь на пасхальный обед…
– Ясно. А теперь ложись. – Ник снял с меня кеды и носки, потом расстегнул шорты и осторожно стянул их с меня.
Некоторое время он смотрел на меня так, как будто я была подарком, с которого он только что снял оберточную бумагу. Нос у Ника был немного красным – результат сегодняшнего пребывания на солнце, – зато все остальное было, как и всегда, безупречно. Золотистые волоски, покрывавшие его грудь, скручивались около пупка в тонкую дорожку, и эта дорожка бежала вниз по плоскому загорелому животу.