Выбрать главу

— Майкл, — в голосе миссис Кипе была твердость. В ее произношении это имя рифмовалось с «Вай-Кал», заменителем сахара, который Говард обычно добавлял в кофе. — Отпусти Джерома, пожалуйста. Помолвка уже отменена. Так что это лишнее.

Говард заметил, что Джером удивился, услышав от миссис Кипе слово «помолвка». Попытался вывернуться из захвата и взглянуть на безмолвную фигуру, скорчившуюся за столом, но та не пошевелилась.

— Помолвка! С каких таких пор у них была помолвка? — завопил Майкл и занес кулак, но Говард уже подскочил и, сам себе поражаясь, рефлекторно поймал юношу за запястье.

Миссис Кипе пыталась и, похоже, не могла встать; она снова окликнула сына, и Говард ощутил прилив благодарности, почувствовав, как бессильно повисла Майклова рука. Джером, весь дрожа, отодвинулся в сторону.

— Никакого секрета тут не было, — спокойно сказала миссис Кипе. — Но все уже закончилось. Точка.

Майкл на минуту смутился, затем ему в голову, похоже, пришла новая мысль, он метнулся к застекленным дверям и стал дергать ручку.

— Папа! — кричал он, но двери не поддавались.

Говард подошел помочь с верхним шпингалетом.

Майкл грубо отпихнул его плечом и вычислил, наконец, заевшую щеколду. Двери распахнулись. Продолжая звать отца, Майкл выскочил в сад, а занавески заколыхались на ветру. В дверном проеме убегал к горизонту травяной ковер и где-то на дальней его стороне оранжево мерцал костерок. Еще дальше виднелся увитый плющом комель дерева-великана, чью крону поглощала ночь.

— Здравствуйте, доктор Белси, — произнесла миссис Кипе, словно все произошедшее было обычной преамбулой милого светского визита. Она убрала с колен салфетку и встала. — Мы ведь с вами еще не встречались?

Она была совсем не такая, как он себе ее представлял. Почему-то он ожидал увидеть женщину помоложе, эдакую жену «на выход». Однако она оказалась старше Кики, лет приблизительно шестидесяти, и довольно стройная. Из уложенной и завитой прически выбились отдельные прядки. Одежда была самая домашняя: темно-фиолетовая юбка в пол и свободная индейская блуза из белого хлопка с вышитым подолом. Шея у миссис Кипе была длинная (теперь понятно, откуда у Майкла этот горделивый вид) и изборожденная морщинами, и на ней, паче чаяния, красовался не крест, а массивное украшение в стиле арт-деко с многогранным лунным камнем посредине. Она взяла Говарда за обе руки. И ситуация сразу стала не столь кошмарна, какой казалась еще двадцать секунд назад.

— Давайте без званий, — сказал он. — Я с частным визитом… Зовите меня Говардом. Здравствуйте. Мне ужасно жаль, что так все…

Говард огляделся. Фигура, которую он теперь считал Викторией (хоть с затылка и было трудно определить пол), неподвижно сидела за столом. Джером, будто краска, сполз по стене и сидел на полу, глядя под ноги.

— Молодые люди, Говард, — слова миссис Кипе прозвучали зачином карибской детской сказки, слушать которую Говарду не хотелось, — все делают на свой особенный лад — не всегда так, как привыкли мы, но все же.

Она немного скованно улыбнулась ему пурпурными губами и с едва заметным параличным дрожанием покачала головой.

— Эти двое, хвала Господу, достаточно разумны. Вы знаете, что Виктории лишь недавно исполнилось восемнадцать? Вы помните свои восемнадцать? Я не помню, для меня это как другая Вселенная. А теперь… Говард, вы ведь остановились в отеле, да? Я бы предложила вам остаться у нас, но…

Говард подтвердил существование отеля и свою готовность немедленно туда отправиться.

— Прекрасно. Думаю, вам лучше забрать с собой Джерома…

При этих словах Джером уронил голову в ладони; одновременно, в точной обратной последовательности, молодая леди за столом подняла голову, и Говард боковым зрением углядел эдакую пацанку с заплаканными глазами и паутинкой ресниц, оценил ее мускулистые руки и балетную стать.

— Не переживай, Джером, вещи заберешь утром, когда Монтегю будет на работе. А из дома можешь написать Виктории. Пожалуйста, давайте сегодня обойдемся без новых сцен.

— Можно я хотя бы… — подала голос дочь и осеклась, потому что миссис Кипе закрыла глаза и поднесла к губам непослушные пальцы.

— Виктория, сходи, пожалуйста, посмотри, как там рагу. Ступай.

Виктория встала и с грохотом задвинула стул. Говард обернулся вслед девушке и смотрел на ее юркие лопатки — те ходили ходуном, словно поршни ее гнева.

Миссис Кипе снова улыбнулась.

— Нам было очень приятно жить с ним под одной крышей, Говард. Он славный, честный, справедливый молодой человек. Вы должны им очень гордиться, правда.

Все это время она держала его за руки и теперь, в последний раз сжав его ладони, отпустила их.

— Может, мне остаться и поговорить с вашим мужем? — промямлил Говард, прислушиваясь к приближающимся со стороны сада голосам и в глубине души молясь о том, чтобы в этом не оказалось необходимости.

— По-моему, это плохая идея. Согласны? — миссис Кипе отвернулась, плавно сошла по ступеням в патио (налетевший ветерок чуть всколыхнул ее юбку) и растворилась в сумраке.

5

А теперь перенесемся вперед на девять месяцев и назад через Атлантический океан. Во второй половине августа, в душные выходные, в Веллингтоне, штат Массачусетс, проходил ежегодный семейный фестиваль на открытом воздухе. Кики хотела пойти на него со своими, но к ее возвращению с субботних занятий йогой семья уже разбрелась в поисках прохлады. Во дворе под дрейфующим слоем кленовых листьев замер бассейн, в доме пустынно жужжала проводка. Остался только Мердок — Кики нашла его, разморенного, в спальне: морда на лапах, язык как сухая замша. Она сняла леггинсы, вынырнула из майки и бросила одежду в переполненную плетеную корзину. Затем, стоя голышом перед шкафом, задумалась, как ловчее поладить со своим весом ввиду жары и расстояний, которые ей предстояло пройти на гуляниях одной. В шкафу, похожие на реквизит фокусника, кучей лежали платки на все случаи жизни. Кики вытащила хлопковый — коричневый с бахромой — и обмотала им волосы. Второй — шелковый оранжевый квадрат на шею или голову — был повязан под лопатками, а темно-красная шаль из более плотного шелка преобразилась в парео. Чтобы застегнуть сандалии, Кики села на кровать, рассеянно вывернув Мердоку ухо и превратив его на мгновение из блестяще-бурого в зубчато-розовое. «Ты со мной, красавчик», — сказала она, беря пса на руки и ощущая жар его мягкого живота. Кики совсем уже было ушла, но вдруг услышала шум в гостиной, вернулась из коридора и просунула голову в дверь.

— Джером, детка, привет.

— Привет.

Сын угрюмо сидел в кресле-мешке, держа на коленях потертый дневник в голубом шелковом переплете. Кики отпустила Мердока и смотрела, как тот ковыляет к Джерому и устраивается у него в ногах.

— Пишешь? — спросила она.

— Нет, танцую.

Кики закрыла рот и вновь открыла его, насмешливо дернув губами. Он стал таким после Лондона. Скрытный, язвительный, как подросток. Вечно один со своим дневником. Грозится бросить колледж. Кики чувствовала, что он и она — мать и сын — неуклонно движутся в противоположных направлениях: Кики к прощению, Джером к ожесточению. Пусть это заняло почти год, но память о проступке Говарда понемногу отпустила Кики. Она опять могла болтать с друзьями и говорить сама с собой, она сравнила безликую, безымянную женщину из гостиницы с той Кики, которую знала, она положила на чаши весов одну глупую ночь и годы любви — и сердцем ощутила разницу. Если бы год назад Кики сказали: «Твой муж переспит с другой, и ты простишь, ты его не бросишь» — она бы не поверила. О таких вещах, пока они с тобой не случились, трудно сказать, во что они тебе станут и как ты на них отреагируешь. Кики обнаружила в себе способность прощать, о которой даже не подозревала. Но в сознании задумчивого и одинокого Джерома проведенная девять месяцев назад неделя с Викторией Кипе закономерно раздулась в целую жизнь. Если Кики инстинктивно искала выход, то Джером отписывался от проблем — слова, слова, слова. Уже не в первый раз Кики подумала: слава богу, я не такая. От текста Джерома за версту веяло меланхолией — сплошной курсив и многоточия. Косые паруса, гонимые ветром в дырявом море.