— Да вот же ее плеер. Это не мой.
— Стой тут.
Представителям благонамеренного семейно-педагогического круга Леви даже не снилась та скорость, с которой он ринулся вперед ради совершенно незнакомого ему парня. Он стрелой прорезал толпу, схватил сестру за руку и начал ей что-то возбужденно объяснять. Парень подошел к ним позже, и до него долетели слова Зоры: «Не смеши меня, твой дружок мой плеер не получит — да отцепись же ты».
— Ты не слушаешь, что ли? Не твой это плеер, а его, — повторил Леви, заметив парня и кивая в его сторону. Тот слабо улыбнулся из-под козырька своей бейсболки. Даже при этой скудной улыбке было видно, какие у него белые и ровные зубы.
— Леви, если ты со своим дружком решил податься в гангстеры, мой совет: отнимай, а не проси.
— Да не твой он, Зур, а этого парня.
— Я свой плеер знаю, это — мой.
— Слышь, друг, а диск у тебя там был?
Парень кивнул.
— Зора, загляни внутрь.
— О боже мой, ну вот, смотрите — диск для записи. Мой. Убедились? Аривидерчи.
— У меня тоже записывающий, с моей музыкальной подборкой, — твердо сказал парень.
— Леви, надо поймать такси.
— Включи плеер, — сказал Леви Зоре.
— Не включу.
— Включи этот чертов плеер, Зур.
— Что там происходит? — крикнул Говард, который был от них метрах в двадцати. — Нельзя ли поторопиться?
— Слушай, Зора, кончай выпендриваться, включи плеер, и все станет ясно.
Зора скорчила мину и нажала на «play». Жар бросился ей в голову.
— Ладно, диск не мой. Это какой-то хип-хоп, — сказала она резко, как будто диск был в чем-то виноват.
Парень шагнул к Зоре с вытянутой рукой, словно говоря: у меня нет дурных намерений, — перевернул «Дискман» в ее руках и показал липкий островок. Затем полез под толстовку с рубашкой и вытащил из-за пояса второй «Дискман», сверкнув выступающей тазовой костью.
— А это твой.
— Но они же совершенно одинаковые.
— Ну, поэтому и перепутать легко. — Парень широко улыбнулся, и стало слишком заметно, что он возмутительно хорош собой. Гордость и предубеждение, однако, заставили Зору не обратить на это внимание.
— Да, только я свои вещи кладу под свое кресло, — колко сказала она и пошла к матери, которая стояла метрах в ста, уперев руки в боки.
— Ну и сестричка! — сказал парень, посмеиваясь. Леви вздохнул.
— Спасибо, браг.
Они хлопнули друг друга по рукам.
— А что ты слушаешь? — спросил Леви.
— Да так, просто хип-хоп.
— Можно посмотреть? Я знаю в этом толк.
— Ну…
— Я Леви.
— Карл.
Интересно, сколько ему лет, подумал Карл. И где это он научился спрашивать у парней, которых впервые в жизни видит, не дадут ли они ему послушать свой «Дискман»? Еще год назад Карлу пришла в голову мысль, что если начать ходить на вечера вроде нынешнего, можно встретить совершенно неожиданных людей, — эта встреча подтверждала ее на все сто.
— Вот эта клевая. И слова что надо. Кто исполняет?
— Вообще-то я, — сказал Карл не гордясь и не смущаясь. — У меня есть шестнадцать треков в черновой домашней записи. Я сам их написал.
— Ты рэппер?
— Ну, это скорее такие ритмы.
— Обалдеть.
Они шли по парку к воротам и говорили. О хип-хопе, о последних концертах в окрестностях Бостона — слишком уж редко их дают и далеко устраивают. Леви забрасывал Карла вопросами, иногда отвечая за него прежде, чем тот успевал открыть рот. Карл все пытался вычислить, что же этому парню нужно, но, похоже, ничего ему нужно не было, просто есть люди, которые любят поговорить. Леви предложил обменяться телефонами, что они у какого-то дуба и сделали.
— В общем, как узнаешь, что в Роксбери что-то намечается, звякни мне, ладно? — чересчур горячо попросил Леви.
— Ты разве в Роксбери живешь? — удивился Карл.
— Нет, но я там часто бываю, особенно по субботам.
— Тебе четырнадцать?
— Нет, мне шестнадцать. А тебе?
— Двадцать.
Этот ответ немедленно осадил Леви.
— То есть ты вроде как в колледже?
— Да нет, я малый неученый… — У него была старомодная, театральная манера говорить, перебирая в воздухе длинными, изящными пальцами. Это пальцеверчение напомнило Леви его дедушку по материнской линии с его любовью к «витийству», как называла это Кики. — Я вроде как напал на свои книги, идя своим путем.
— Обалдеть.
— Я учусь на всех перекрестках — например, когда хожу на такие вот бесплатные вечера. Если где-то что-то устраивают и вход свободный, я иду.
Леви уже махали его домашние. Он надеялся, что Карл пойдет к воротам какой-нибудь другой дорогой, но, разумеется, выход из парка был только один.
— Ну наконец-то, — приветствовал их Говард.
Теперь Карл почувствовал себя не в своей тарелке.
Он надвинул козырек на глаза и сунул руки в карманы.
— Ой, привет, — сказала Зора в крайнем смущении.
Карл ответил ей кивком.
— Ну я тебе позвоню, — сказал Леви, надеясь предотвратить церемонию знакомства, неумолимо, как он с ужасом чувствовал, надвигавшуюся. Но он опоздал.
— Привет, — сказала Кики. — Ты друг Леви?
Карл смешался.
— Э… это Карл. Зора стащила у него «Дискман».
— Ничего я у него не…
— Вы из Веллингтона? Знакомое лицо, — сказал Говард озабоченно, выискивая глазами такси. Карл рассмеялся странным искусственным смехом, в котором было больше гнева, чем веселости.
— Разве я похож на кого-то из Веллингтона?
— Не все ходят в твой чертов колледж, — встрял Леви, краснея. — Других дел, что ли, мало? Он поэт улицы.
— Правда? — с любопытством спросил Джером.
— Не совсем так. Я действительно сочиняю ритмы, но поэтом улицы я бы себя, наверное, не назвал.
— Ритмы? — переспросил Говард.
Зора, считавшая себя главным посредником между уличной культурой Веллингтона и академической культурой своих родителей, пояснила:
— Это вроде устной поэзии в афроамериканском духе — Клер Малколм ее обожает. Говорит, что в ней дышит земная жизнь, и все такое. Она даже ходит со своим выводком в «Остановку», чтобы услышать что-нибудь новенькое.
Пренебрежение Зоры было наигранным: в прошлом семестре она сунулась в поэтическую мастерскую Клер, но ее не приняли.
— Я несколько раз читал свои ритмы в «Остановке», — спокойно сказал Карл. — Классное место. В Веллингтоне таких больше нет. Последний раз я читал там во вторник.
Он поднес большой палец к козырьку и приподнял бейсболку, чтобы получше рассмотреть этих людей. Белый чувак — отец, что ли?
— Клер Малколм слушает стихи по остановкам? — изумился Говард, напряженно шаря глазами вдоль улицы.
— Помолчи, пап, — сказала Зора. — Ты знаешь Клер Малколм?
— Нет, не думаю. — Карл одарил их еще одной подкупающей улыбкой. Возможно, он просто нервничал, но чем чаще он улыбался, тем больше располагал к себе.
— Ну, она поэтический поэт, — объяснила Зора.
— Ах вот как. — Улыбка сползла с лица Карла.
— Уймись, Зур, — сказал Джером.
— Рубенс! — вдруг воскликнул Говард. — Я про ваше лицо. «Эскиз головы негра в четырех ракурсах». Рад нашей встрече.
Семья Говарда уставилась на него. Говард сошел с тротуара и помахал проезжающему такси. Карл натянул поверх бейсболки капюшон и стал оглядываться по сторонам.
— Вам стоит познакомиться с Клер, — с воодушевлением сказала Кики, стараясь загладить неловкость. Вот так лицо у этого парня — чего только не сделаешь, чтобы снова увидеть на нем улыбку. — У нее есть авторитет, говорят, она хорошо пишет.
— Такси! — заорал Говард. — Оно подъедет с другой стороны, идемте.
— Ты говоришь так, будто Клер для тебя терра инкогнита, — сказала Зора. — Ты же читала ее, мам, так вырази свое мнение — не убьют же тебя за это.
Кики пропустила это мимо ушей.
— Уверена, она будет рада встрече с молодым поэтом, она очень отзывчивая — кстати, у нас тут скоро вечеринка…