Выбрать главу

После этих слов мамы мы сразу просили прощения.

Отец наш — тятя, как мы звали его — человек, увлеченный общественными делами, борец за общую справедливость, беспартийный большевик (о чем позже скажу) был очень решительный. Он мог наказать безжалостно, об этом мы знали от старших братьев, кто с ним столкнулся. (Я, последний, поэтому ни разу не был наказан отцом — братья предупредили). Мама создала и держала такой авторитет отца, какой позволил помочь ей воспитать нас, шестерых сыновей, оградив от хулиганства и прочих соблазнов. В результате выиграла она, выиграли мы, выиграл отец, выиграло общество. Вот так строилась семья, вот на чем она держалась. Ни один из нас не слышал даже споров между отцом и мамой. А ведь не все, далеко не все было гладко между ними, как я уже после смерти их узнал и понял.

Разбирая вещи и бумаги, после смерти отца, я обнаружил два удостоверения членов общества воинствующих безбожников (это страшное создание большевиков) — отца и мамы. Отец, увлеченный большевизмом, записал и свою жену, очень религиозного человека, в это гнусное общество. А ее старший сын, получивший по ее настоянию образование, но уже в большевистской школе, первый комсомолец в деревне, рьяно боровшийся с «опиумом для народа», оставил ей только одну, самую маленькую икону, порубив все остальные.

Какое терпение надо было иметь маме!.. (А с другой стороны, вот цена увлечения борьбой за мифическую общую справедливость за счет подавления самого близкого человека. Вот цена этому диавольскому марксизму — ленинизму, провозглашавшему на словах счастье для всех, а на деле подавлявшему большую часть людей, коверкая их жизнь. Ну, да об этом позже).

В 1947 или 1948 гг. (вроде) мы с мамой на лошади ездили в г. Яранск, где учился мой брат Анатолий в мед. техникуме. Сделав все дела, мы пошли в церковь (единственную действующую по назначению на весь бывший уезд). Когда во время богослужения наступила пора молиться на коленях, во мне взыграла гордыня, уже вскормленная комсоветской школой:

— Мам, я на колени не встану….

Мама вынуждена была сказать мне, чтоб я вышел из церкви и подождал ее там. Дорогой она горько-горько плакала, приговаривая со слезами и вздыхая::

Грешница я, грешница, нарожала я нехристей…

Мне, 9-ти летнему, тогда было не понять того, что сейчас меня мучит неотступно… Маме не было еще и 60 лет, как заболела она неизлечимо очень мучительной болезнью (рак пищевода). Без обезболивающих уколов (какие уколы в советской деревне!) она с обескураживающей стойкостью без единого стона перенесла длительное (почти годовое) умирание.

— Это Бог меня наказал за мой великий грех, — говорила она все слабеющим голосом, — народила я нехристей. Лень, не бойся меня, когда я умру, простись со мною, поцелуй меня в лоб. Дай, Бог, тебе счастья.

Тятя пережил маму на 5 лет, что в деревне было редкостью. Обычно оставались старушки. Духовный садизм не проходит даром. Беречь надо близкого человека. О нем еще скажу позже…

В том разговоре с мамой, когда мы ехали из Яранска, она сказала мне, чтоб я хоть одну молитву запомнил навсегда: «Господи, благослови меня именем Господним, крестом животворящим, тятиной молитвой, маминым благословением». И пионером меня страна заставила быть и комсомольцем, снять крест и к Богу не обращаться, не креститься, на экзаменах говорить о религии как опиуме для народа. Стыдно за все это, очень стыдно. Из-за стыда долго рука не поднималась перекреститься снова. Но молитву эту мамину я много тысяч раз уже прочел про себя, неслышно, в минуты жизни трудные, да и не только в трудные…

Однако пойдем дальше.

Не одними трудовыми заботами жив любой человек, в том числе и крестьянин. В отличие от городских жителей, крестьяне не ждали от правителей ни хлеба и ни зрелищ. Не нуждались они в учебниках и наставлениях, как жить и как отдыхать, как веселиться и как умирать.

Все было продумано естественным образом, за тысячелетия нарастающим итогом из поколения в поколение до целесообразной глубины. Была создана и постоянно обновлялась гениальная философия жизни и смерти человека, этакий неписаный кодекс. Не в виде абстрактных схем, оторванных от законов природы, болтовне о материализме и эмпириокритицизме, диалектике и эклектике, пролетариате и буржуазии, социализмах и коммунизмах…

Не в многостраничных томах, а в рубленых фразах сказок, песен, частушек, пословиц и поговорок. Без Бога — ни до порога! На Бога надейся, а сам не плошай. А мы петь будем и гулять любим, а когда смерть придет — умирать будем! Умирать собирайся — а землю паши! «Сама садик я садила — сама буду поливать, сама милого любила — сама буду забывать». «А жене скажи, что в степи замерз, а любовь ее — я с собой унес. А еще скажи, чтоб не печалилась и с другим она пусть обвенчается». «Жена найдет себе другого, а мать сыночка никогда»…И т. д. и т. п… День прожил — и слава Богу. Даст Бог — еще поживем — вот ключевые слова религии как философии, ставящие нас на реальную почву, убивающую в нас гордыню так называемого атеизма, что мы Бога за бороду взяли.