Иная картина представилась в деревне Кугланур. Вдоль пустынной улицы сохранилось до 30 из 130 изб. В заросших осырках зрели яблоки. Заходи в любой дом, все есть, только никого нет, как Мамай прошел. Стояла жуткая тишина… Большая деревня, в которой родилась моя мама, — умерла. А какие шумные, веселые были гулянья в Куглануре! На каком прекрасном высоком месте возле небольшого хвойного леса у истоков речки в подножье увала стояла веками эта деревня! Здесь жил способнейший Миша Лачков, с которым мы сидели на одной парте с 5 по 7 класс… Всю дорогу обратно я был вне себя от злости… Исчезли, мне сказали, соседние деревни, не нашего сельсовета: Байдуры, Росляты, Тимино, Змеевка, Даниленки…
Приехав, сижу, кое-как успокоился, думаю…Оглядываюсь вокруг…
Местность все та же, ничего не изменилось. Все так же журчит Вынурка. Синеют как ни в чем не бывало хвойные Тиминский и Кугланурский леса на взгорке, а между ними, как и раньше, веселит глаз березняк.
Абсолютно узнаваема Пижма со всеми своими заводями, белым песочком у пологих съездов, в котором мы нежились после купания. (Это он вылечил меня, как говорили, «нежильца»). Все так же строги обрывистые берега Федюниного и Карпового омутов, манящи игривые заросли Крутого лога.
Я даже узнал место, где сидел, бывало, с удочкой, глядя на поблескивающие стайки верхоплавок — щеклеи.
Ласкает глаз панорама заливных лугов Туманихи, Цыпаихи и полян Малой рощи. Все так же живописны дубовые рощи, а за ними на страже темнеет суровый безлюдный, бесконечный сосновый бор…
А над всей этой безмерно родной землею — от края до края — бездонный купол до боли знакомого неба…
А деревню родимую я абсолютно не узнаю, ни издали, ни вблизи…
Исчезли все тополя и ветлы, склонявшиеся в детские годы мои над деревенскими улицами — Верхним и Нижним концами, Зарекой, Хутором и Мутовкой-Залогом, — где каждый камушек был мне знаком, где каждый метр земли был истоптан моими босыми (или в лапоточках) ножками. Не высятся более величаво сосны по дороге на Хутор. Исчезли так радовавшие нас, ребятню, сады, созданные агрономом — самоучкой Игнатом Кузьмичем …
Вдоль улиц сиротливо скособочились неопрятные, неухоженные, старые и немощные избы, с опасно большими прорехами между собою… Ни одной вновь построенной избы! За улицами на голом угодье притулились щитовые домишки-времянки для присланных на принудительные работы поселенцев.
А улицы…, а улицы, в мои годы подметавшиеся, оканавленные с обеих сторон, покрытые ровной травой — муравой, с тротуарами пусть земляными, для пешеходов, с приветливыми скамеечками под окнами домов…, превратились в непроходимые препятствия не только для машин, но и для пешеходов. Посередине Верхнего конца всерьез образовывается овраг, на нашем Нижнем конце — метров на 75 длиной разлилась грязная вонючая лужа… А главное: ни в деревне, ни у реки ни одного детского голоса — на всю оставшуюся деревню 1–2 ребятишек у приезжих специалистов колхоза «Гигант», которых начиная с 1 класса увозят в школу в село Пачи за 8 км. Поэтому они необычно молчаливы, отвыкнув разговаривать из-за отсутствия собеседников…
Громкие проклятия вам, большевики «архитекторы» коммунистического ада! Не всеобщее счастье принесли вы — такие — растакие «товарищи», а полную разруху на нашу землю. Завоеватели вы, шарлатаны!..
Но нельзя, ох нельзя, никогда забывать: беда не в том, что есть плохие люди, Они были, есть и будут. Беда, когда общество дает им волю!
Ведь и мы — родители наши и мы, их дети, и я, конечно, — «хороши»!.. Отринув вековые крестьянские и религиозные традиции — доверяй, но проверяй; не создавай себе кумиров на земле, кроме Бога на небе; не зарься на посулы земного рая новоявленных диавольских кумиров во плоти человеческой, а добивайся рая — согласия с Богом — в душе своей; не завидуй дому чужому и т. д. — мы с потрохами доверились этим никчемным нечистоплотным людишкам — врунам, обманщикам, думавшим, конечно, не о нас, а о власти лишь над нами… Да, и до революций жизнь была не сладкая. Царская элита, считая себя вечными господами, веками держала своих соотечественников — крестьян в рабском состоянии и накапливала у них неизбывную ненависть к себе. Но она — то ведь никогда не планировала уничтожить крестьянство как класс, так как понимала, что без него и ее не будет!..
О результатах своего многолетнего, мучительного осмысления прожитой мною и моими предками жизни расскажу подробно в следующий части этой книги. А сначала прочитайте изложенное в стихотворной форме.
Где дом, где Родина моя?
В междулесье Вятского края