Из 60 павших в ВОВ жителей моей деревни с обозначенной датой гибели за полугодие 1941 г. погибло 15, в 1942 г. — 26, 1943 г. — 13, 1944 г. — 5 и в 1945 г. — 1. Но 24 человека из павших в ВОВ — неизвестные жертвы неизвестного года! О них знают лишь родные и жители деревни. По всей видимости, эти 24 человека погибли в 1941–1942 гг., когда учетчики убегали на Восток раньше сражавшихся. Но возможно, и погибли позже в сталинских лагерях, из которых вести не исходили и не публиковались.
Итак, из 84 призванных государством на фронт ВОВ и не вернувших их живыми в деревню, семье, в официальную книгу памяти, составленную в 70–80 гг., вошло только 55. В этом списке 15 погибло в бою, 7умерло в госпиталях, а 32человек лицемерно обозначены «пропавшими без вести» — то есть 57 %, 1 чел. умер в плену.
Приведу мои логические расчеты. 55погибших нашей деревни — это когда в стране насчитали 27 млн. человек, погибших в ВОВ. Если считать только погибших в бою (15) — то соответствующая цифра по строке будет 7,5 млн. человек. Вот, по сталинской логике и были только эти потери, о которых он упомянул, после войны, немного и их снизив (до 5 млн. человек).
Понимаю, что учетчики 70–80 гг. ушли, но недалеко еще по человечности от сталинских, что ведомственный интерес военкоматов (это они проводили учет жертв войны) — не завышать потери (иначе как можно говорить о доблести военачальников), можно предположить, что военные людские потери занижены (84:55=1,5) в 1,5 раза., составляя, наверное, не 27 — а 40 млн человек. И это без потерь гражданского населения оккупированных гитлеровцами территорий, умерших в результате тифа и других болезней, распространенных из-за лишений военных лет.
Призвав на ВОВ, государство, по данным книги памяти, не вернуло в семьи домой обратно в Куглануре-55, в Устье — 52, в Черном озере — 8 человек. В целом по Тужинскому району было взято государством на фронт 10000 бойцов. В книгу памяти внесены 4205 человек Из 27 млн человек официальных потерь страны по данным учета в 70–80 гг. — более 250 тыс. человек — жители Кировской области, не знавшей оккупации. Многие погибшие воины не вошли в книгу памяти, так как в начале войны не было своевременного учета.
По воспоминаниям бывшего порученца маршала И.Конева (нашего земляка) С.Кашурко, на совещании комсостава в декабре 1940 г. Конев сказал: «Тов. Сталин, у нас нет похоронных команд в полках на случай войны». Повисла гробовая тишина. Сталин заключил: «Зачем, наша доблестная Красная армия разгромит врага на его территории могучим ударом!»
Введенные незадолго до начала войны медальоны практически не дошли до частей, а в 1942 г. были отменены из соображений шпиономании.
Захоронение погибших воинов в 1946 г. было возложено на разоренные местные органы власти. Перезахоронение было исполнено в отведенный трехмесячный срок: снесены фанерные обелиски и могильные холмики, а взамен поставлены помпезные, нередко на пустых местах мемориалы.
Пора изъять из обращения бесчеловечный термин «без вести пропавший», изобретенный бесчеловечным государством, которое берет своих жителей в свою армию, губит их, а затем снимает с себя всякую ответственность за погубленные души, безнаказанно оскорбляя мертвых и их родственников поганым словом «пропал». Кстати, этот термин «успешно» используется и в настоящее время в военных действиях в Чечне.
Чтоб до конца подвести черту под ВОВ, государству надо похоронить всех павших в ней. Не оставлять эту важнейшую свою обязанность на энтузиастов. Не захороненные кости наших воинов в лесных и болотистых местах нашей земли, которую они защищали, не даст нам счастливо жить.
Ни о какой морали в обществе не может быть и речи, если совесть его не чиста. А чиста ли совесть у нас, если тысячи, а может, миллионы душ погубленных наших защитников уже вторую полсотню лет витают над своими не похороненными телами, якобы «без вести пропавшими».
Многие вернувшиеся фронтовики деревни были отмечены наградами. Но героев не было. Среди «без вести пропавших», наверное, много достойно охранявших последний свой рубеж, но учетчиков близко не было, кто должен был бы оценить их геройство. И вернувшиеся домой фронтовики не долго носили свои медали. Платить за них вскоре перестали. А жизнь такая началась, что не до веселия стало. Одна, но пламенная страсть — как накормить семью. Но об этом позже.
На всю деревню за все военные годы было два дезертира, которые «ушли» от призыва на фронт: Колосов Иван Максимович (сын «подкулачника» Максима Харитоновича) и Машкин Яков Артемьевич (из середняков). Отношение деревенского общества к ним было неуважительное. Но и бороться с ними было некому.