При огромных нефтяных и газовых доходах представилась возможность бросить часть средств (кроме обороны) и сельскому хозяйству. Большое развитие получили химизация и мелиорация земледелия, сельхозмашиностроение. Но в условиях комсоветской "плановой" системы непосредственные земледельцы (колхозы и совхозы) соответствующих прав заказчика, экономического партнера не получили. Деньги отпускали Минводхозу, Минсельхозмашу, Минхимпрому и Минудобрений непосредственно. Они были проектировщиками, исполнителями и приемщиками своей продукции. Сами устанавливали цену своей продукции. Делали то, что этим отраслям было выгодно. Они работали и жили, как все аграрии, не на земле и не от земли, а от государства (цель которого не улучшить жизнь крестьян, а переделать их в послушные винтики), получая средства от него на свое существование. Эффективность вложений не могла быть высокой и рентабельной. И соответствующая отдача сельхозпродукцией была мизерной.
Руководители и специалисты сельхозпредприятий, не говоря уже непосредственно о "трудовом советском крестьянстве", оставались бесправными винтиками в этом процессе "подъема" сельского хозяйства. Да, всегда комсоветы о конкретном человеке и не думали, тем более о крестьянине!
Нельзя не отметить и тут "хитрости" комсоветских чиновников. В соответствующих предприятиях удобрения и трактора в валовой продукции занимали подчиненную роль. В основном эти промышленные гиганты производили военную продукцию.
Не говоря о крестьянах, ни хозяйства, ни руководители сельскохозяйственной отрасли не были полноправными в определении своих перспектив. А у семи нянек ребенок не выживает (урод). Поэтому все время происходили диспропорции. Химических удобрений производили уже много, а инфраструктура их применения отсутствовала. А у земледельцев животноводческие фермы потонули в навозе — сил и средств его использовать не хватало. В результате навоз из драгоценнейшей формы удобрения стал загрязнителем.
Огромные трактора (а это народнохозяйственные варианты тягачей ракет), приходили в хозяйства без шлейфа сельхозтехники, к тому же нещадно уплотняли почву.
Бесконтрольный Минводхоз, естественно, осуществлял только огромные, выгодные лишь для него проекты. Минсельхозстрой тоже считал приоритетом грандиозные стройки, особенно для сельхозживотных, "прославляя навеки" себя и местных комсоветчиков. В результате животные пили артезианскую воду, а жители сел и особенно деревень — грунтовую неизвестного происхождения и качества воду из неглубоких самодельных колодцев. Животные, нужные комсоветскому государству, жили в хоромах, а "трудовое советское крестьянство" все еще ютилось в лачугах. Правда, власть, продолжая заниматься "бюрократическими веселыми играми", свозила эти лачуги в агрогородки или заселяла оставшихся еще жителей деревень в недостойные для людей бараки без всяких удобств.
Серьезным делом — строительством дорог, так необходимых для цивилизованной жизни крестьян, по большому счету, государство не занималось. Надо сказать, правда, дороги уже строили, но сугубо "стратегического" назначения: прямые, неподходящие и близко к деревням. И эти 5, 10, 20, 30 важнейших для жителей деревень километров, остаются до сих пор грунтовыми, большей частью непроезжими. Скажите, кто-нибудь в мире организует производство чего-нибудь без налаживания транспортировки продукции и людей?
Указанные километры имеют принципиальное значение для приобщения деревенского люда к цивилизации. Все дело в застарелой болезни правящей российской элиты — презрение к крестьянам, к деревне. Да и общество в целом ушло далеко от понимания архиважности для него существования своего крестьянства. Это очень опасно для судьбы, страны, народа, как свидетельствует история падения Римской цивилизации. Об этом писал Ю. Либих в своей знаменитой книге, в переводе которой на русский язык эти доказательства были опущены. (Были созданы латифундии на рабском труде, а свободные римские крестьяне в составе многочисленных армий «заготовляли» продовольствие у завоеванных варваров, вызывая их справедливый гнев) В результате — язык латинский — римлян остался, но народа, говорящего на нем, нет.
Там, где я бывал, видел: работать в совхозах становилось некому.
***
Начиная с 1976 г., когда душа моя вдруг встрепенулась и проснулась, я стал регулярно заглядывать на родину. Уже в первый свой приезд после 12-летнего перерыва деревню свою родную я не узнал. Она совершенно не соответствовала ее образу в моей памяти. Хоть еще оставались родные (и не только родственники) люди, но деревня стала не той, хотя природа не изменилась: речка та же, берега, кусты ивняка, места, где полоскался в детстве…