Сельскохозяйственные ученые, кем я был более 15 лет, также относятся к аграриям. Хотя ученые не отнимают у крестьян производимую ими продукцию, но работают на государственные средства (отнятые государством у крестьян), а потому выполняют заказы лишь государства, его чиновников, зачастую давая "архинаучное" обоснование всем вышеупомянутым "игрищам" комсоветских бюрократов.
А в целом они предоставлены сами себе, не востребованы по большому счету хозяйствами, находящимися в бедственном бесправном положении. Эта невостребованность практически превращает сельхознауку в бессмысленность, в искусство для себя. Хорошо, если ученые по призванию — они работают все равно, они не могут не работать. Но атмосфера невостребованности при неплохих заработках втягивала в такую науку много недобросовестных людей, политиков, политиканов. Большой вред науке нанесла "руководящая и направляющая партия", назначая директорами научных учреждений своих политиков, никакого отношения к науке не имевших.
Такая практика присылания руководителей была отработана до автоматизма в производстве. В последние десятилетия комсоветов все руководители хозяйств были назначены сверху, чтоб неуклонно проводить политику партии по построению всего того же коммунизма, разработанного где-то сверху, "не нами", да и не генсеками, тем более еле дышащими. Материально назначенцы в малой степени зависели от эффективности хозяйственной деятельности. Премии, награды, величина зарплаты назначались им сверху. Как отчитаешься. Поэтому приписки, очковтирательство и достигли небывалых размеров. Урожаи по отчетам несусветные, а хлеб приходилось все больше закупать за рубежом.
Надо заметить, что эта "дисциплинированность по вертикали власти" приобрела в областях РСФСР особенно уродливые формы. Например, при проведении дорогостоящей осушительной мелиорации. Зачем улучшать землю, если продукцию невозможно вывезти без дорог!
Будучи с комиссией в Латвии, я увидел в одном из хозяйств на полях кучи удаленных кустарников (что делать очень просто и дешево). Но на этих полях вода стояла в осенние дни. А в хозяйствах ко всем полям асфальтированные подъезды. Проверяли мы совсем другие вопросы. Я не удержался и спросил у председателя колхоза по-дружески:
— Наверное, за счет средств на мелиорацию построили асфальтированные дороги к полям?
— Да, — сказал он откровенно.
Конечно, правильно они делали, разумно. А в России дорог не было и нет, а осушали даже заливные луга, которые не могли косить из-за отсутствия мостов, подъездов. Болота осушили, где надо и где не надо, да так, что горят они теперь беспрестанно, пока не выгорит весь торф.
В горбачевский период произошло оживление в сельскохозяйственной политике. Больше прав стали иметь руководители хозяйств, закончена была паспортизация крестьян, решались социальные вопросы деревни — электрификация, строительство дорог. Сельскую местность стали охватывать телевидением, газификацией и т. д. С большим шумом осуществлялась интенсификация сельхозпроизводства, но многие волны заканчивались в основном в бюрократическом море аграриев. Прогрессивное явление — интенсификация превратилась в очередную бюрократическую игру малого начальства для большого начальства. А основная масса советского крестьянства оставалась бесправной, не имеющей голоса, занятой принудительным трудом с низкой оплатой, "без земли и воли", как говорили еще в XIX веке, с очень низким в сравнении с городским населением уровнем социальной обеспеченности.
При этом местное комсоветское начальство улучшало иногда медицинское обслуживание жителей отдаленных от районных центров деревень при бездорожье так: медпункты (иногда с миниатюрными больницами закрывали как экономически невыгодные, прикрепляя жителей этих деревень к районным больницам. Но как туда добраться? Больницы то улучшались, и начальство, живущее в районных центрах, тем самым было довольно!
Мой родственник председатель довольно развитого колхоза при обычном в те годы кухонном разговоре сокрушался:
— Когда телевидение дошло до нас, и колхозники увидели, как живут остальные граждане страны, неостановимо побежали в город.
А перед этим, поджидая меня у подъезда министерства и увидев какое большое количество людей работают только в одном министерстве (а было тогда в Госагропроме СССР примерно 7000 человек), долго повторял:
— Нам не прокормить такую прорву!
Мероприятия, осуществляемые в конце 80-х годов по предоставлению экономической самостоятельности гражданам (кооперативы и т. д.) для крестьян не предназначались). Недоверие что ли к крестьянам? Или презрение как к низшей расе страны передавалось по наследству от одних правителей к другим?