На днях я ездила в Уфу покупать супругу моему подушку и простыни и ночные рубашки. Вот яма-то эта Уфа! Пекло, духота, пыль! Потеряла целые сутки, вечером зашла в театр, просмотрела 2 акта «Старых годов»[184] – больше не высидела! Вчера мы с Антоном и здешним доктором Варавкой смотрели, как ловят рыбу бреднями, попалась большая форель среди другой рыбы. Завтра идем с удочками. Речонка маленькая, но живописная.
Антон сидит, болтает с кадетиком из Питера, славный мальчик, но заика, бедный. Общество неважное. Мы побалтываем все-таки. Антон срамит меня, что я так дую молоко, стаканов по 6. С Анной Ивановной видимся, но говорить с ней как-то не о чем. Она очень моложава, остроносенькая, худенькая.
Я начала обливаться холодной водой градусов в девять. На ручье устроена купаленка, и можно досыта лить воду. Я этому рада ужасно. Можно и теплее воду сделать. Приезжай, будем ходить вместе.
Средин собирается сюда, вчера я написала ему в Нижний[185]. Будь здорова, Маша, собирайся в путь и приезжай, как писал Антон.
Кланяйся матери, скажи, чтоб Марьюшка не плакала. Кланяйся всем. Целую тебя крепко, крепко, мою милую, будем жить по-прежнему. Твоя Ольга.
Нас пропечатали решительно во всех газетах, даже в южных: смеемся много.
25. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
16-го июня 1901 г. [Аксеново – Ялта]
Только что написала два нужных письма и немного устала, но все же хочу и тебе написать хоть немного, дорогая моя сеструля Маша. Антон ушел с кадетиком удить рыбу, пристрастился к этому спорту. Я желала бы, чтоб ты видела его, когда он священнодействует на реке и как он счастлив, когда поймает рыбку. Сейчас я пойду к нему. Чувствует он себя хорошо, почти не кашляет, ест отлично, по две порции, пьет по 4 бут. кумысу и спит отлично, т. ч. я его дразню. От кумыса ведь пьянеют и все спать хочется. Он мил, мягок до бесконечности. Глупостей болтает без конца.
Машечка, порадуйся, – я собственноручно сшила Антону наволоку и простыни подрубила, вообще я все что-то шью и зашиваю и чищу. Сегодня послали Антону за калошами в Уфу, а то здесь после дождя ходить нельзя. Я тоже жду своих из Москвы, а то беда. Носить здесь светлые юбки, белые башмаки неприятно: очень быстро чернеют от чернозема.
Ты теперь уже получила письмо Антона от 4 июня[186], и мы с нетерпением ждем ответа и ждем тебя. Ответ твой придет не раньше, чем через неделю – как долго ждать!!! Телеграфируй, приедешь ли, чтоб я знала.
Мы с Антоном начинаем слегка мечтать о Ялте, ему хочется в свой кабинет. Народу прибавляется здесь, поджидаем Средина. Я вчера уже представляла себе, какое впечатление произведет на тебя здешняя исправительная колония. Ты тоже попьешь кумыс. Мужчины здесь есть всякие. Ты со всеми, наверное, начнешь флиртовать разом, а я уж теперь буду только любоваться, а то ты всегда говорила, что я мешаю тебе.
Я не то что полнею и крепну, хотя горло скрипит что-то по-прошлогоднему. Обливаюсь я каждое утро, и это мне сильно по вкусу. Ну приезжай, сама все увидишь. Клубника начинает поспевать, ее здесь, говорят, масса. Вчера мы ездили с доктором за 8 верст на реку Дёму ловить рыбу, но ничего не поймали, очень уж жарко было.
Ну, Машечка, до свиданья, не ломай себе голову о наших будущих отношениях, а люби меня по-прежнему, а я счастлива, что у меня есть сестра, да еще Маша. Пиши мне скорее.
Кланяйся всем и сама будь здорова и благополучна.
Целую крепко, крепко, кланяйся комнатке своей и японцам на занавесках, и лестнице, по кот. я люблю прыгать. Евгении Яковлевне кланяйся хорошенько, скажи, чтоб она меня хоть немножко полюбила, я, право, не скверная и зла никому не желаю. Ольга.
Антон шлет поклоны тебе и матери.
17. М.П. Чехова – О.Л. Книппер
12 июня 1901 г. [Ялта – Аксеново]
Это второе мое письмо к тебе, милая Оля, если не считать последнего письма, котор. я писала вам, супругам, вместе. По-видимому, наши письма расходятся. Вчера ночью я вернулась из Бахчисарая. Если бы прибавить к этому очаровательному путешествию хорошее настроение, то было бы великолепно. Я ехала с компанией, в котор. был киевский актер Скуратов, Антоша его помнит, он играл в Москве в Пушкинском театре[187], и покойный Николай[188] рисовал его в «Зрителе» в роли из «Побежденного Рима». Много говорили о Худ. театре. Ты пишешь, что хотела бы написать моей матери, – за чем же дело стало? Очень бы хорошо сделала. Ты не думай, что она на тебя сердится, напротив; достаточно того, что ты жена Антоши, и она уже желает тебя видеть и тоже боится, что ты не будешь расположена к ней; боится, что ты не захочешь после кумыса приехать в Ялту. Антоша все пишет, что «я приеду тогда-то…», и о тебе ни звука. Как странно. Неужели правда, ты не приедешь в конце июля? Тебе разве по случаю бракосочетания не продлят каникулы, хотя бы до 15 августа? Ты знай все-таки, если не приедешь в Ялту, то очень обидишь мать. По правде сказать, я очень удивляюсь геройству матери, что она так легко примирилась с женитьбой своего любимчика, котор. все время только и толковал о том, что никогда не женится, и вдруг сразу огорошил – женился, да еще на актрисе… Она даже собирается тебе писать.
186
Как ни странно, письмо от 4 июня не было опубликовано в Полном собрании сочинений и писем при жизни М.П. («Милая Маша, твое письмо, в котором ты советуешь мне не жениться, прислано мне сюда из Москвы вчера. Не знаю, ошибся я или нет, но женился я, главным образом, из того соображения, что, во-первых, мне теперь более 40 лет, во-вторых, у Ольги добродетельная родня и, в-третьих, если понадобится разойтись с ней, то я разойдусь ничтоже сумняся, как будто и не женился; ведь она самостоятельный человек и живет на свои средства. Затем, важно соображение, что эта женитьба нисколько не изменила образа жизни ни моего, ни тех, кто жил и живет около меня.
187
Так именовался в обиходе единственный в начале 1880-х гг. (до отмены монополии императорских театров) частный театр в Москве, получивший свое неофициальное название от расположения невдалеке от установленного в 1880 г. памятника Пушкину.