Иногда мне кажется, что безумен вовсе не я, а ты, моя дикая молодая жена. Ты часто злишься, особенно когда у меня выдается настроение лично позвать тебя к завтраку с утра. Ты швыряешь вазы в дверь, дорогие статуэтки. О, сколько ни в чем не повинных дорогих безделушек приняло смерть из-за твоего дурного настроения! Но я тебя ни в чем не виню, я дарю тебе это право вести тебя в этом доме как тебе заблагорассудится, ведь это твой дом тоже. Лишь бы хоть что-то смогло вернуть тебе звонкий смех той четырнадцатилетней девочки, которую я имел неосторожность полюбить в тот прекрасный (или все же ужасный) день.
Бывает же так, я вроде совсем недурен собой. Множество дам слали мне любовные записки, не пугаясь слухов о моей нелюдимости. Но всех я безжалостно отвергал, понимая, что ни одна из них не достойна того чувства, которое я был готов дарить. А когда я увидел тебя, то сразу понял, что вот ты, моя единственная. Когда твой отец вложил твою ручку в мою ладонь, я стал самым счастливым человеком на свете. На тебе было тогда платье с туго затянутым корсетом, из-за которого ты едва дышала, метры шлейфа из белого с розовинкой брюссельского кружева укрывали пол плотной пеленой. Ты опустила глаза из-за еле сдерживаемых слез. А по дороге в мои владения плакала, уткнувшись в бархатистую обивку кареты, ничуть не стесняясь моего присутствия.
Понимаю, мое дитя, ты ощущаешь себя живущей в клетке, хоть и золотой — тебе не разрешается выходить за пределы поместья. Поверь мне, я никогда не хотел держать тебя при себе узницей, но кто же в здравом уме решится дать волю однажды попытавшейся бежать? Конечно, я все устроил так, чтобы ты и не догадывалась, что я узнал об этом, ведь на момент твоей выходки я пребывал в отъезде. Однако, на самом деле верный дворецкий доложил мне об этом сразу же и ему было велено найти тебя и вернуть.
По правде говоря, это событие здорово подкосило мое здоровье. Я стал еще реже появляться на людях, больше времени начал проводить в постели или просто дремать в кресле, аппетит испортился. Зато мне показалось, что ты стала вести себя сдержанней со мной. Наверное, ты подсознательно чувствуешь мою болезнь и это тебя радует.
Из моих мыслей меня вырывает звонок дверного колокольчика. Дворецкий оповещает, что для Леди пришло письмо. Оно помечено твоим фамильным гербом — двумя вцепившимися в друг друга ястребами. Тонкая бумага пахнет едким парфюмом твоей матушки, и в моей голове начинают зарождаться смутные догадки. Твой отец никогда тебе не писал с того момента, как ты вышла за меня замуж. Тем не менее я отношу тебе письмо.
Ты выхватываешь его из моих рук с таким нетерпением, словно оно сейчас исчезнет на твоих глазах. Твои резкие движения сравнимы с прыжком дикой кошки, желающей поймать свою ускользающую добычу. Срываешь сургучную печать и принимаешься вчитываться в строчки, написанные быстрым летящим почерком. А потом начинаешь звонко хохотать и лихорадочно кружиться по комнате, конверт вылетает из твоих рук.
Я очарован твоим счастливым смехом, радостью в твоих глазах. Поднимаю письмо, с надеждой узнать, что же тебя так обрадовало. Там всего несколько слов. Ярко выделено два из них: "Барон умер". С удивлением продолжаю смотреть на то, как ты радуешься смерти своего отца.
Ты замечаешь смесь эмоций на моем лице и выкрикиваешь:
— Этот старый дьявол мертв! Вы все думали, что это я дьявол? Как бы не так! Это все он! — ты принимаешься вальсировать в обнимку с подушкой.
Понимаю, что мне лучше покинуть твои покои, оставить тебя наедине. Мне тоже необходимо побыть в одиночестве. Нет, моя темноглазая голубка, я тебя не виню в столь бурной смеси эмоций, хотя они неуместны в такой момент. Я прекрасно знаю, что за отношения были между тобой и твоим папенькой. Взаимная неприязнь, царившая между вами, сводила все контакты на нет, но не по твоей воле, мое глупое дитя. Твой отец был крайне невыдержанным человеком, но не будет судить мертвого. Запоздало осознаю, что не запомнил дату похорон и возвращаюсь к тебе.
К моему удивлению, ты лежишь ничком на персидском ворсистом ковре, украшенном затейливыми каплями и витыми ветвями. Твои худые плечи содрогаются, будто от плача. Я опрометью бросаюсь к тебе, глажу по волосам:
— Что случилось, моя богиня?
— Идите прочь, видеть Вас не желаю, проклятый Лорд! — выплевываешь ты мне в лицо, отдергиваясь от меня.
Я покоряюсь твоей воле, ведь она для меня важней всего в этом мире. О, если бы я только имел представление, что за мысли роятся в твоей голове...
Бледное осеннее солнце пробивается сквозь цветные витражи на стеклах, пробуждая меня ото сна. Напольные часы, украшенные крошечными фигурками из слоновой кости, отбили девять утра. Сегодняшнее утро дарит мне прекрасное настроение и, накинув бордовый халат, я поднимаюсь к тебе в комнату, чтобы позвать к завтраку. Я стучу тебе несколько раз, но ты не отвечаешь привычной бранью, и я набираюсь смелости, чтобы открыть дверь без твоего согласия. От увиденного сердце пропускает несколько ударов: ты лежишь в прежней позе, только руки неестественно вывернуты. Сразу бросаюсь к тебе, ты чуть приоткрываешь глаза.
— Простите меня, Лорд, — шепчут мертвенно-бледные губы, ты закрываешь веки.
Я бросаюсь перед тобой на колени, трясу за плечи, бью по щекам, умоляя небо, чтобы ты очнулась, наклоняюсь к твоим губам в попытках уловить дыхание. Хлопнув себя по лбу, я достаю из кармана флакончик нюхательных солей и подношу его к твоим ноздрям. Ты делаешь глубокий вдох, и, открыв глаза, смотришь на меня мутными карими зрачками, и шепчешь: "Адриан, любовь моя, наконец-то мы будем вместе", а потом вновь опускаешь веки, и как я не пытаюсь привести тебя в чувство, у меня ничего не выходит.
Как сомнамбула поднявшись с колен, я вдруг с изумлением убеждаюсь, что моя домашняя одежда заляпана кровью. Не понимая, откуда она взялась, я перевожу взгляд на пол и застываю: ты, моя любовь, моя муза, моя богиня, лежишь в луже крови, рядом валяется кухонный нож и маленькая записная книжка, отделанная кожей и драгоценными камнями. Подняв ее, я принимаюсь перелистывать слипшиеся от багряной жижи страницы, жадно впиваясь глазами в строчки, написанные аккуратным каллиграфическим почерком, кое-где поблекшие и размытые от слез. От некоторых записей, мое сердце болезненно сжимается, я все отчетливей осознаю, какие невыносимые душевные муки ты испытывала, находясь в этом доме. И какая лютая ненависть ко мне и к твоему отцу жила в твоем сердце все эти годы. Последняя запись в дневнике, датированная вчерашним числом, гласит: "Мои силы на исходе, я больше не могу томиться этим бессмысленным ожиданием. Сначала смерть отца обрадовала меня, я было решила, что смогу вернуться обратно домой, как с проклятым Лордом будет покончено... Но нет, этого никогда не будет. Со смертью барона я больше никто в своем доме, я знаю. Ни мать, ни сестры никогда не примут меня обратно. Я вижу лишь один выход... Я ухожу к тебе, любовь моя! Пусть все жалеют о том, что они сделали с нами".
Я обессиленно опускаюсь на кровать, на которой еще сохранился твой запах, и понимаю, что после твоего ухода в моей бренной жизни больше ничего не осталось...