Итак, ко времени II съезда у Ленина и согласных с ним товарищей было уже вполне ясное сознание, что наша партия должна быть боевой, ведущей непримиримую классовую борьбу, должна руководствоваться революционной теорией Маркса и Энгельса, должна быть крепкой, сплочённой, сильной организацией, ведущей самоотверженную борьбу за дело рабочего класса. Казалось, что все социал-демократы тогдашние были с этим согласны, готовы были всё это проводить в жизнь. Но это только казалось. II съезд вскрыл существовавшие разногласия.
Он собрался первоначально в Бельгии в Брюсселе. Свыше 50 человек приехало из разных концов России.
То, что за границей удалось собраться 50 членам партии, представителям русских рабочих организаций, казалось тогда громадным достижением. Бельгийские социалисты предоставили съезду большой мучной сарай. На окна были повешены красные занавески. Я помню, какая торжественная минута была, когда Плеханов открывал съезд. Каждый понимал, что съезд закладывает первые камни партийной организации, которой предстоят долгие годы борьбы. Как практически сложится борьба, при каких условиях удастся рабочим взять власть, как пойдёт перестройка по-новому всего жизненного уклада страны, тогда, в 1903 г.‚ никто ещё себе конкретно не представлял, но усиленно билось сердце в предчувствии широкого размаха борьбы.
На II съезде собрались делегаты, очень различные по своим взглядам на вопросы о том, какими путями пойдёт борьба.
Были такие революционеры, которые целиком отдавались ей, которые были уверены, что рабочий класс — это могучая сила и что рабочий класс неизбежно победит. Были и такие люди, которые тогда тоже вели революционную работу, но думали, что рабочий класс сам по себе, один, без помощи передовых слоёв буржуазии, без помощи либеральной буржуазии, которая должна сыграть ведущую роль, ничего не добьётся, он даже не добьётся победы над царизмом. И поэтому во всём, даже в мелочах, сказывался разный подход. Вот недавно перечитывала я протоколы II съезда, ведь 30 лет назад дело было, многое забылось, и вот натолкнулась я на спор: надо устраивать для детей рабочих ясли или не надо. Редакция «Искры», выступавшая вначале сплочённо, отстаивала введение в программу требования яслей. Оппортунисты же говорили: «Знаете, при фабрике ясли — это негигиенично, это вопрос ещё спорный. Если ясли заведём, тогда женщины охотно пойдут на фабрику, — капиталисты их будут эксплуатировать». Вот такие оппортунистические взгляды высказывались тогда. Я привела этот спор, чтобы показать, что, какой бы вопрос на II съезде мы ни взяли, мы увидим два подхода: один — революционный, другой — оппортунистический. По основному вопросу, по вопросу организационному, разгорелся горячий спор — кому быть членом партии. Одни, с Лениным во главе, говорили, что член партии должен работать в организации, под контролем организации. Таким образом, он должен во всём подчиниться организации. А другие говорили, что членом партии может быть и сочувствующий профессор, хотя бы только дающий деньги на партию. Что бы было, если бы восторжествовала такая точка зрения, что всякий сочувствующий рабочему движению может стать членом партии? Было бы то, что партия наша не была бы боевой партией, а была бы партией, которая постоянно шла бы на всякие соглашения и никогда не добилась бы того, чтобы рабочий класс победил.
Организационный вопрос был коренным вопросом. И лицо нашей партии, большевистской партии, партии коммунистической, отличается в первую очередь именно тем, что это партия сплочённая, члены которой согласны во всём основном, по всем важнейшим и существенным вопросам, партия, которая воодушевлена учением марксизма-ленинизма и понимает, куда и каким путём идёт общественное развитие. Наша большевистская партия отличается тем, что это партия дисциплинированная, крепкая своей внутренней сознательной дисциплиной, своей революционной закалкой. Такой она была в царское время, такая она и теперь, при Советской власти. И сейчас, если партия говорит своему члену: надо поехать, скажем, в Казахстан, он едет, хотя у него тут семья, у него тут работа, которую он любит. Как партия решила, так он и делает. Партия, конечно, всегда считается и с силами человека, считается с его возможностями, с его работой, но дисциплина партийная в том и заключается, что человек в любую минуту, когда это надо для дела, готов идти на всё. Вот это отличает нашу коммунистическую партию от других партий. На этом вопросе наша партия раскололась с меньшевиками в 1903 г., т. е. 30 лет назад.
В первое время после II съезда мы ещё работали вместе с меньшевиками, но чем дальше, тем больше расходились наши пути. Если мы посмотрим весь путь нашей партии, то мы увидим, что на всём протяжении этого пути большевики всегда гораздо революционнее ставили все вопросы. Например, возьмём 1905 г. Большевики говорили, что надо идти на вооружённое восстание; меньшевики же, когда оказалось, что победить не удалось, они стали говорить, что не надо было браться за оружие, надо было не отпугивать либеральную буржуазию и т. д.
И какой бы вопрос ни взять, мы увидим, что большевики всегда ставили его более решительно, а если бы идти так, как говорили меньшевики, то никогда бы у нас не было Октябрьской революции. Ведь наша партия — это не какие-то отдельные лица, это огромный спаянный коллектив, который силён своей сознательностью, силён своей волей. И чем дальше, тем крепче становился этот коллектив. Разразилась империалистическая война — большевики сразу подняли знамя борьбы против этой грабительской войны. Наши большевистские депутаты единодушно голосовали против кредитов на войну, они сразу высказались против войны. Они были арестованы и отправлены на каторгу, а партия всё шире и шире вела агитацию против войны.
К Октябрю наша партия пришла закалённой, организованной.
Октябрьская революция была глубоко продумана с точки зрения организации, проведена по определённому плану. Правильно был определён момент восстания, сначала было совещание ЦК. Потом было созвано широкое совещание партийных, профсоюзных организаций, проголосовала вопрос о восстании вся партийная организация, затем вопрос был обсуждён с президиумом Петроградского Совета. Потом со всем Советом в целом выделен был Военно-революционный комитет, который продумал конкретный план восстания. Потом было вынесено постановление всех полков подчиняться только Военно-революционному комитету‚ — Временному правительству оставалось либо подчиниться, либо отдать приказ об аресте Военно-революционного комитета. А когда был отдан такой приказ, начато и блестяще было проведено восстание. Организация — важнейшая предпосылка победы.
В смысле организационном Ильич особо полагался на рабочие массы. Он считал, что самые условия, в которых работают рабочие, воспитывают в них умение, навыки действовать сплоченно, коллективно.
Ленин постоянно говорил, что привычка к коллективному действию имеет громадное значение в том отношении, что классовый инстинкт рабочего, пролетарское чутьё рабочего помогают ему в оценке людей, в оценке их поступков. Действительно, мы видим это на каждом шагу. Приведу один пример. Однажды меня позвали делать доклад на текстильную фабрику «Красная Роза» на антирелигиозную тему. Среди старых работниц тогда ещё были сильные религиозные настроения, они не ходили обычно на собрания, посвящённые антирелигиозному вопросу. Вот и позвали меня. Набился полный зал, все старухи пришли на этот раз. Я выступала по антирелигиозному вопросу, выступала достаточно резко. Выступали другие большевики, тоже довольно резко, вся большая аудитория напряжённо слушает, но никакого протеста нет.
Но вот выступает молодой парень и начинает говорить на антирелигиозную тему. Вдруг заволновался весь зал и не дал ему говорить. Я потом спрашиваю: — В чём дело? Почему все так возмутились? — Да как же‚ — говорят‚ — две недели назад он сам в церкви венчался. Вот рабочая масса видит, что человек не по убеждению говорит. В этом отношении рабочая масса всегда очень чуткой бывает: всякую фальшь, всякую неискренность она всегда заметит.
Почему рабочие с таким доверием относились к Ленину? Потому, что они видели, что в том, что он говорит, он сам глубоко убеждён. Владимир Ильич часто говорил, что наша партия непобедима потому, что дело, за которое мы боремся, — правое дело‚ наша теория верная. И вот эта глубокая убеждённость, которая у него была, она передавалась собранию рабочих, солдат, красноармейцев, которые всегда видели и чувствовали, что человек говорит то, что он думает, что эти вопросы его самого волнуют. И вот эту черту массы всегда особенно ценили во Владимире Ильиче.