Очень характерно, как сопоставлял Ленин различные точки зрения.
На это проливает свет XIX Ленинский сборник, где собраны делавшиеся им выписки, конспекты, планы рефератов и пр. по аграрному вопросу за период, предшествовавший 1917 г.
Владимир Ильич тщательно конспектирует высказывания «критиков», выбирает и выписывает особо яркие и характерные места и противопоставляет им высказывания Маркса. Тщательно анализируя высказывания «критиков», он старается показать их классовую сущность, выпукло ставя наиболее важные и больные вопросы.
Ленин очень часто нарочно заострял вопрос. Он считал, что дело не в тоне: можно сказать и грубо, и резко‚ — важно, чтобы было сказано по существу. В предисловии к переписке Ф. А. Зорге он приводит цитату из Меринга: «…Прав Меринг («Der Sorgesche Briefwechsel»[307]), что Маркс и Энгельс в „хорошем тоне“ смыслили мало: „не долго раздумывали, нанося удар, но и не хныкали по поводу каждого ими полученного удара“»[308]. Резкость формы, стиля была присуща Ленину, ей учился он у Маркса. Он отмечал: «…Маркс рассказывает, что они с Энгельсом постоянно боролись против „жалкого“ (miserabel) ведения этого „Социал-Демократа“ и боролись часто резко („wobei's oft scharf hergeht“)»[309]. Резкости Ильич не боялся, но он требовал, чтобы возражения были по существу.
У Ильича было одно любимое словечко, которое он часто употреблял, — «придиренчество». Если начиналась полемика не по существу, с передёргиваниями и придирками к мелочам, он говорил: «Ну, это уж „придиренчество“».
Ещё резче возражал Ленин против полемики, имеющей целью не выяснение вопроса, а сведение мелких фракционных счётов. Это был излюбленный способ меньшевиков. Прикрываясь выхваченными из контекста, из той обстановки, в которой они были сказаны, цитатами из Маркса и Энгельса, они преследовали фракционные цели. В предисловии к переписке Ф. А. Зорге Ленин писал: «Думать, что эти советы Маркса и Энгельса по адресу англо-американского рабочего движения могут быть просто и прямо применены к российским условиям, — значит использовать марксизм не для уяснения его метода, не для изучения конкретных исторических особенностей рабочего движения в определённых странах, а для мелких фракционных, интеллигентских счётов»[310].
Тут мы подходим вплотную к вопросу, как Ленин работал над Марксом? Отчасти это видно из предыдущей цитаты: надо уяснить себе метод Маркса, научиться у Маркса изучать особенности рабочего движения в определённых странах. Это и делал Ленин. Для Ленина учение Маркса было не догмой, а руководством к действию. У него раз сорвалось такое выражение: «Кто хочет посоветоваться с Марксом…» Выражение очень характерное. Сам он постоянно «советовался» с Марксом. В самые трудные, переломные моменты революции он брался вновь за перечитывание Маркса. Зайдёшь к нему бывало в кабинет: кругом все волнуются, а Ильич читает Маркса и с трудом бывало отрывается от него. Не для успокоения нервов, не для того, чтобы вооружиться верой в силы рабочего класса, верой в его конечную победу — этой веры у Ильича было достаточно, — погружался Ленин в Маркса, а для того, чтобы «посоветоваться» с Марксом, у него найти ответы на злободневные вопросы рабочего движения. В статье «Фр. Меринг о второй Думе» Ленин писал: «Аргументация таких людей покоится на неудачном выборе цитат: они берут общие положения о поддержке крупной буржуазии против реакционной мелкой и без критики применяют их к русским кадетам, к русской революции.
Меринг даёт хороший урок этим людям. Кто хочет посоветоваться с Марксом (курсив мой. — Н. К.) о задачах пролетариата в буржуазной революции, тот должен взять суждения Маркса, относящиеся именно к эпохе немецкой буржуазной революции. И недаром так боязливо обходят эти суждения наши меньшевики! В этих суждениях мы видим самое полное, самое яркое выражение той беспощадной борьбы с соглашательской буржуазией, которую ведут русские „большевики“ в русской буржуазной революции»[311].
Брать произведения Маркса, посвящённые разбору аналогичных ситуаций, тщательно анализировать их, сравнивать с переживаемым моментом, выявлять сходство и различия — таков был метод Ленина. Применение его к революции 1905–1907 гг. как нельзя лучше иллюстрирует, как делал это Ильич.
Ещё в брошюре «Что делать?» в 1902 г. Ленин писал: «История поставила теперь перед нами ближайшую задачу, которая является наиболее революционной из всех ближайших задач пролетариата какой бы то ни было другой страны. Осуществление этой задачи, разрушение самого могучего оплота не только европейской, но также (можем мы сказать теперь) и азиатской реакции сделало бы русский пролетариат авангардом международного революционного пролетариата»[312].
Мы знаем, что уже революционная борьба 1905 г. подняла международную роль русского рабочего класса и что свержение царской монархии в 1917 г. действительно сделало русский пролетариат авангардом международного революционного пролетариата, но это произошло лишь 15 лет спустя после того, как было написано «Что делать?» Когда в 1905 г., после расстрела рабочих 9 января на Дворцовой площади, революционная волна стала подыматься всё выше и выше, встал во весь рост вопрос о том, куда должна вести массы партия, какой тактики должна она держаться. И вот Ленин советуется с Марксом. Особенно внимательно штудирует он произведения Маркса, относящиеся к моменту французской и германской буржуазно-демократическим революциям 1848 г.: «Классовая борьба во Франции в 1848–1850 гг.» и третий том «Литературного наследства К. Маркса и Ф. Энгельса», изданный Фр. Мерингом и касающийся германской революции.
В июне — июле 1905 г. Ильич пишет брошюру «Две тактики социал-демократии в демократической революции», где тактике меньшевиков, державших курс на соглашательство с либеральной буржуазией, противопоставляется тактика большевиков, звавших рабочие массы на самую решительную, непримиримую борьбу с самодержавием вплоть до вооружённого восстания. Необходимо покончить с царизмом, писал Ленин в «Двух тактиках». «Конференция (новоискровцев. — Н. К.) тоже забыла, что, пока власть остаётся в руках царя, любые решения каких угодно представителей останутся такой же пустой и жалкой болтовнёй, какой оказались „решения“ знаменитого в истории германской революции 1848 года Франкфуртского парламента. Представитель революционного пролетариата, Маркс, в своей „Новой Рейнской Газете“ за то и бичевал беспощадными сарказмами франкфуртских либеральных „освобожденцев“, что они говорили хорошие слова, принимали всякие демократические „решения“, „учреждали“ всякие свободы, а на деле оставляли власть в руках короля, не организовали вооружённой борьбы с военной силой, бывшей в распоряжении короля. И пока франкфуртские освобожденцы болтали, — король выждал время, укрепил свои военные силы, и контрреволюция, опираясь на реальную силу, разбила наголову демократов со всеми их прелестными „решениями“»[313].
И Владимир Ильич ставит вопрос, удастся ли буржуазии сорвать русскую революцию посредством сделки с царизмом или, как говорил некогда Маркс, удастся «по-плебейски» разделаться с царизмом. «Удастся решительная победа революции, — тогда мы разделаемся с царизмом по-якобински или, если хотите, по-плебейски. „Весь французский терроризм, — писал Маркс в знаменитой "Новой Рейнской Газете" в 1848 г.‚ — был не чем иным, как плебейским способом разделаться с врагами буржуазии, с абсолютизмом, феодализмом и мещанством» (см. Marx'Nachlass, издание Меринга, т. III, стр. 211). Думали ли когда-нибудь о значении этих слов Маркса те люди, которые пугают социал-демократических русских рабочих пугалом „якобинизма“ в эпоху демократической революции?»[314]
Меньшевики говорили, что их тактика — «оставаться партией крайней революционной оппозиции» и что это не исключает частичного, эпизодического захвата власти и образования революционных коммун в том или другом городе. «Что значит „революционные коммуны“?… — ставит вопрос Ленин и отвечает: — Путаность революционной мысли приводит у них (у новоискровцев. — Н. К.)‚ как это сплошь и рядом бывает, к революционной фразе. Да, употребление слова „революционная коммуна“ в резолюции представителей социал-демократии есть революционная фраза, и ничего более. Маркс не раз осуждал подобную фразу, когда за „обаятельный“ термин отжившего прошлого прячут задачи будущего. Обаятельность термина, сыгравшего роль в истории, превращается в подобных случаях в пустую и вредную мишуру, в погремушку. Нам надо дать рабочим и всему народу ясное и недвусмысленное понятие о том, зачем мы хотим учреждения временного революционного правительства? какие именно преобразования осуществим мы, если будем решающим образом влиять на власть, завтра же, при победоносном исходе начавшегося уже народного восстания? Вот вопросы, стоящие перед политическими руководителями»[315].