– Доллар – вчерашний день. Евро. Доллар падает, а евро стоит.
Кира задумалась. Спросила:
– А стриптизер богатый?
– Не имеет значения.
– С каких это пор деньги не имеют значения?
– А у нее свои деньги есть. Раскрученная певица поет себе под фанеру, дербанит деньги – легко…
– Дербанит – это что? – не поняла Кира. – Зарабатывает?
– Неужели непонятно? – удивилась Регина.
Кире многое оказалось непонятно в новой жизни.
Семидесятые годы, на которые пришелся ее расцвет, – были временем расцвета кинематографа. Какие ленты… Какие имена… А сейчас сплошные ментовки и стрелялки. Сознательное уплощение и упрощение. Жвачка для населения. Население ведь тоже надо чем-то кормить. Бросить скибку сена, как скотине. Смотрят сериалы.
Раньше сценарии писали по три варианта. Потом читали. Обсуждали. Принимали коллективно или отвергали. Редактор – главная фигура, дирижер при оркестре. А сейчас… На всю студию один редактор, и тот непонятно зачем.
На что потрачена целая жизнь?
Анжела стояла на кухне, мыла холодильник.
Половину молочных продуктов приготовила на выброс. Истек срок годности. Иннокентий любил приговаривать: «Лучше в нас, чем в таз». Но Кира Сергеевна считала иначе: желудок – не мусорное ведро.
Анжела вспоминала свою Мартыновку. Рыба, которую Наташка жарила на обед, еще утром плавала в море. Попав на сковородку, разевала рот, посылала последнее «прости». Куры час назад снесли яйца к завтраку. Козий сыр отмокал в солоноватой сыворотке. Анжела знала каждую курицу в лицо и каждую козочку. А здесь – все обезличено. Все заморожено – и рыба, и мясо, и непонятно когда морозили, может, еще при Брежневе.
Кира Сергеевна вошла в кухню и протянула адрес Марка.
– Поедешь к шести, – сообщила она. – Опаздывать нельзя. Может не принять.
– А если он начнет приставать, дать? – простодушно спросила Анжела.
– Дать, – не задумываясь разрешила Кира Сергеевна.
– А почему? – удивилась Анжела.
– Ты же все равно кому-то даешь… Почему не ему?
– Так те – по любви.
– Ты кого-то любишь?
– Сейчас – нет.
– Тогда какие проблемы?
– Я не могу без любви…
– А ты его полюби, – внушала Кира Сергеевна. – Лучше любить личность, чем никчемушника за три рубля.
Кира Сергеевна всю жизнь искала личность, но жила с Иннокентием, которого держала за никчемушника. Все личности оказывались при ближайшем рассмотрении предателями и подлецами. А Иннокентий оказался порядочным человеком. Значит, в человеке одно развивается за счет другого. Лидерство расцветает за счет душевных качеств.
Тысячу раз подумаешь: что важнее. Лидерство – напоказ, как выходной наряд. А душевные качества – на каждый день. Вот и выбирай.
Анжела поехала по указанному адресу.
Она добралась довольно быстро. Оставался целый час до назначенного срока. Надо было его как-то убить.
Анжела зашла в гастроном, купила торт-мороженое, на всякий случай. Вдруг Марк предложит ей романтический вечер…
Она видела этого Марка по телевизору. Худой, как мальчик. Но не мальчик. И не старик. Высохшее насекомое. Кузнечик. Полюбить его – проблематично, а пожалеть – в самый раз. Жалость – немало. На жалости можно далеко заехать, даже в любовь.
Первая любовь Анжелы пришлась на Алешку Селиванова, но его посадили в тюрьму. Он ехал на тракторе и сбил бабку Викентьевну.
Эта Викентьевна металась, как курица. Стояла бы на месте, он бы ее объехал. А то – он вправо, и она вправо, он влево, и она влево. Ей проще, маневреннее на двух ногах. А Алешка на тракторе. Тяжелая машина. Каково такой махине вертеться туда-сюда. Ну и зацепил, и не заметил. Проехал мимо. Когда его задержали, он не понял: за что?
За никчемную бабку дали двенадцать лет. Соседи говорили, что она всю жизнь, смолоду боялась попасть под колеса. Был у нее такой страх. По-научному – фобия. Из-за этой фобии она и заметалась, как заполошная. Другая бы нормально отошла, пропустила трактор да и пошла себе дальше.
Анжела пообещала ждать. Алешка поверил.
Анжела и сама верила, но… Каким выйдет Алешка через двенадцать лет? И какая она будет сама? И что станет с любовью за двенадцать лет?
Алешка, конечно, классный – кудрявый, играет на гитаре, поет, слегка гнусавя. Так сейчас модно.
Молодежь собиралась вечером на берегу моря. Солнце садилось. Море дышало. Люди в Мартыновке старели и умирали, а море всегда было одинаковым и зависело только от Луны.
Они кучковались на высоком берегу – часто сменяющиеся люди на берегу вечности. Ах, Алешка…
Анжела не хотела сидеть двенадцать лет возле родителей, стеклянных от водки. Надо расти, куда-то двигаться…