У Таньки есть фраза: «Волкова надо беречь». И она бережет его в основном от меня и от Лизы. Как собака, она охраняет пространство и облаивает все вокруг. В основном меня.
– Звони деду сама, – предложила я.
Лиза заплакала. Плакала она некрасиво, как я. Все личико сминалось. Я посмотрела на ее смятое, родное, полудетское личико и сдалась.
– Ладно, попробую достать тебе номер.
Я позвонила на Ялтинскую киностудию. У меня там была знакомая редакторша. Я сказала:
– Инна, ты должны достать мне номер в гостинице на июнь.
– Ты послушай, что ты говоришь! Как я тебе достану номер в сезон?
– Делай что хочешь. Иди отдавайся, плати, ври. Нужен одноместный номер. Поняла?
Инна молчала. Возможно, перебирала в уме свои возможности. Потом сказала мрачно:
– Я попробую, но не обещаю.
На другой день раздался звонок из Ялты.
– Ты будешь смеяться, – сказала Инна. – Но я достала одноместный номер.
– Каким образом?
– Актер не приехал на съемку. Номер освободился.
– А почему не приехал?
– Умер.
– А-а… – Я покачала головой.
Жалко, конечно, что человек умер. Но с другой стороны – номер действительно свободен. Актер мог просто задержаться, и тогда номер бы отобрали.
– Я знала, что ты найдешь выход, – сказала я.
Это была благодарность.
Вечером этого дня позвонила Танька и без «здравствуй» сразу завопила с самой высокой ноты:
– Только пусть Лиза не вздумает жить в нашем номере…
Я хотела сказать, что Лиза не вздумает, но не могла вставить слово. Таньку прорвало, как плотину:
– У нас будет жить вдова Магамбы, ты, наверное, слышала, это директор головного института, светило. Он умер, мы не можем бросить его вдову. Мы ее пригласили в Ялту. Она дала согласие, она будет жить в нашем номере «люкс» вместе с нами. А нас и так трое. С нами едет домработница Рая. Волков не любит, когда посторонние…
Танька захлебнулась словами и закашлялась. Я воспользовалась секундной паузой и спросила:
– А откуда ты знаешь, что Лиза едет в Ялту?
Танька продолжала натужно кашлять. Она не хотела раскрывать свою агентурную сеть.
– У Лизы будет отдельный одноместный номер, – сообщила я.
Танька кашлянула еще пару раз и продолжала:
– Чемберджи так много для нас сделал, мы не можем бросить его вдову, это неудобно.
– Магамба, – поправила я.
Танька запнулась. Она перепутала: чья вдова? Я поняла, что никакой вдовы нет. Но это и не важно.
– Ты, наверное, оглохла, – сказала я. – Лиза не собирается с вами жить. У нее будет одноместный номер.
– Как? – оторопела Танька.
– Так. Я достала ей одноместный номер.
– А ты не могла бы и мне достать? Волков по ночам работает, а я смотрю телевизор. Очень неудобно…
– Пусть Волков достанет, – предложила я.
– Он ненавидит просить, унижаться… А тебе все равно.
Волков, значит, гордый. А об меня можно ноги вытирать. Мне захотелось бросить трубку, предварительно сказав ей пару слов, но мне стало жаль отца. Танька начнет ему жаловаться, накручивать его нервы на кулак, а у отца и так больное сердце. Лучше я перетерплю. От меня не убудет.
– Я подумаю, – сказала я.
Ответ размытый. Подумаю – просить или не просить. Волков, конечно, гордый, а я, получается, нерешительная. Подумаю – и ничего не буду делать. Это то же самое, что «шла бы ты…», только без скандалов и без потерь.
Танька родилась в год Лошади. Огненная лошадь. Ей надо кого-то топтать. Волкова она боится, других не достать, слишком далеко отстоят. Вне досягаемости. Остаюсь я. Я, конечно, могла бы спрятаться за своего мужа. Но муж в Америке.
В Грузии есть выражение «У патроне». Значит, без хозяина. Женщина без хозяина как бездомная собака. Любой может кинуть камень.
Лиза и вулканолог съездили в Ялту, провели там весь август, а осенью разбежались окончательно.
Вулканолог стоял на страже своих интересов и не в состоянии был думать ни о ком, кроме себя. А семья – это семь я. Нужно думать о каждом.
Однажды позвонил отец и попросил меня приехать.
– А Танька дома? – спросила я.
– Танька придет через два часа.
Я поняла, что в два часа надо уложиться.
Я приехала. Дверь открыла Раймонда – так я зову домработницу Раю. Раймонда любила показывать зубной протез, вытаскивая его изо рта, и любила напоминать:
– Я – потомственная крепостная.
– Нашла чем хвастать, – комментировала я.
Раймонда любила меня всей своей бесхитростной преданной душой, всегда угощала тостами с джемом. Танька запрещала ей скармливать продукты. Джем Раймонда приносила из дома, она сама его делала из собственной красной смородины. Это был ее личный джем.