- Я всё детство мечтал попасть на тропические острова, - рассказывал мне один из этих людей, - И поэтому создал туристическую фирму.
- Съездил? - спросил я.
- Первые три года как-то некогда было, - серьезно ответил он.
И вдруг я понял: ну, что такое радость самому увидеть желанные пальмы по сравнению со счастьем отправлять к ним других людей? Комсомольцу никогда не быть потребителем! Ему важно не посидеть в уличном кафе, а чтобы оно было, и в нём кто-то сидел. Он вроде бы даже богатеет из чистой идеи, что должен же кто-то богатеть...
Углубленные в свои дела, эти люди не замечали, что вокруг них стали происходить странные вещи. Сначала их "уголки" начали сливаться в паутину, в некий призрачный, невидимый со стороны мир. Уже стало совсем всё равно, что уличные прохожие по-прежнему безразличны к твоей мечте и к твоему делу: невидимый город стал абсолютно независим, неделями и месяцами люди жили в нём, напрочь забывая о существовании того города, который в своё время выводил их из себя.
А потом случилось вот что: город мечтателей и чудаков практически захватил реальный. Мечта вышла на улицы. Она исполнилась без изъятий и ограничений, исполнилась с пугающей точностью - есть всё, о чём говорилось в былых разговоров: столики под зонтиками, сверкающие магазины, цветные журналы, банкоматы и биржевые индексы. А о чём забыли помечтать когда-то деятельные мечтатели - того и нет. О том надлежит помечтать уже кому-то другому... Город стал "своим" для людей, полтора десятка лет назад обводивших его недовольным взглядом. По-настоящему "своим"! Они стали его хозяевами, потому что он их творение, и он зависит от них. Они вынуждены стать его хозяевами, потому что только так можно защитить этот новый, Свой город: это когда ты мечтаешь об уличном кафе, тебе может быть поровну, что делается на улице, но, когда это кафе у тебя есть, тебе это уже совсем не поровну.
И, как своё творение, теперь они не могут не любить его. Ведь не любить своё творение - не уважать себя. Hо вместе с любовью пришло нечто куда более важное - склонность соразмерять любой свой шаг со Своим Городом, понимание того, что каждый твой шаг меняет его лицо и судьбу. (Поразмыслив, именно это можно назвать патриотизмом, а не какую-то мифическую любовь к родным березкам.) Построив дома и кафе, они занялись скверами и дорогами. Они поняли, что отвечают теперь за всё. Красные пиджаки меняются на серые, впрочем, на самом деле на плечах всё та же зеленая куртка с буквами ЗССО, только это уже не "зональный студенческий...", а "Законодательное собрание...".
Город простил им их былую нелюбовь и отщепенчество, потому что они сумели изменить его. Знать, такой уж у городов нрав. Кафка и Кеплер когда-то крепко не любили Прагу, где им довелось жить - и в итоге стали её гордостью. Потому как они тоже не уезжали, а запирались в своих каморках и работали. Городам нет дело до любви и нелюбви своих жителей. Им важно что-то другое. Они легко забывают своих трепетных поклонников, бесплотных мечтателей и тех, кто с апломбом тщится из города сделать "город-сад". Города любят и помнят тех, кто разбивает под своим окном клумбу и садит дерево. Потому что только эти маленькие клумбы и единичные деревья и меняют большой город.
Hо за что можно любить сам город? Да за то же самое.
За то, что в нем есть такие люди.