— Ты с его отцом теперь?
Хотел спросить равнодушно, как бы между прочим, но не получилось. Голос предательски дрогнул.
— Да, я теперь Григорьева. Уже два года как. И мать Витиного братика. Так что, показывай, где расписаться и бывай.
Какое-то странное чувство захлестнуло всего меня. Я видел, как когда-то любимая девушка, стояла совсем рядом, но мы были с ней далеко. Расстояние в 20 сантиметров превратилось в километры и года.
Я встал со своего места, подошёл к ней, положил руку на талию и поцеловал. Голова сразу же закружилась от вкуса ее поцелуя. Я вспомнил, как любил целовать ее, ласкать и просыпаться рядом. Как каждое утро, она говорила мне " здаровки", когда заходил на кухню, где она жарила яичницу или варила овсянку. Как же сладки эти воспоминания, как волнительны.
Анютка оттолкнула меня, тяжело дыша, вытерла губы тыльной стороной руки и сплюнула на пол.
— Послушай, может ты чего-то не понял, но я давно тебя вычеркнула из своей жизни. Да, нам придётся несколько лет встречаться в школе на собраниях, явно чаще, чем хотелось бы, но тебя для меня нет. Ты — пустое место. Или тебе напомнить, какой ты урод? Тебе напомнить, как я застукала тебя со своей сестрой в нашей постели? Напомнить, как у меня выкидыш случился после этого и я пролежала в реанимации три дня, потому что была жуткая кровопотеря, а ты в это время бухал со своими дружками? Напомнить, что, когда я вышла из больницы, ты меня избил, после того, как я прогнала твоих собутыльников? Нет? Не надо? Я рада, что твоя память вернулась.
Я смотрел на нее и в горле стоял ком. Глаза Анютки заставили меня забыть о том, что я натворил и кем был. Как же сильно обидел ее тогда. Я смотрел на нее и видел ту боль, которая горела в ней до сих пор, хотя огонь ярости стал значительно меньше. Она не простила. И не простит.
— Если ещё раз ко мне притронешься, расскажу мужу и подниму скандал и тогда тебя вышвырнут отсюда с таким свистом, что тебе и не снилось. Прощай, Ромео недобитый.
Анютка твёрдой походкой направилась к двери и захлопнула ее со всей силой.
Я присел на край парты и воспоминания стали кинолентой пробегать в моей голове.
Я увидел две полоски на ее тесте, который она прятала от меня. В тот вечер Аня хотела сделать мне подарок, а я остался пить у соседа. Пришёл, а на столе, рядом с уже прогоревшими свечами, лежала коробочка и в ней тест. Помню, когда ее рвало, меня это бесило. Бесило, что она говорила о ребенке, как-будто во всем мире теперь только он, а меня нет. Я растворился, как личность, как существо. Тогда, когда она вытирала рот полотенцем в ванной после очередного приступа рвоты, первый раз ее ударил. Нет, не сильно, слегка. Да, разбил губу, но это был не я, а тот алкоголик, который сидел во мне в то время.
А с сестрой вообще получилось случайно. Она пришла забрать что-то из Анютиных вещей, я предложил ей выпить, она согласилась. Потом плохо помню, что было, но вот момент, когда я ритмично двигался на ней и меня чем-то ударили по спине, всплыл в памяти моментально. Это Аня пришла неожиданно рано и застукала нас. Дальше была больница, реанимация, а я сидел дома и пил. Пил, потому, что убил своего ребенка и чуть не убил любимую женщину. Дальше всё, как в тумане. Только помню, что она проклинала меня, когда вытаскивала из квартиры свои чемоданы и пакеты с вещами под чутким надзором старшего брата и отца.
Я пил. И пил по-черному несколько лет, пока не осознал, что жизнь моя не стоит дороже той самой бутылки, что покупаю. Здоровье уже тоже не позволяло больше пить. Я завязал. В тот день, когда вышел из нарколожки, верил, что это навсегда.
Но сегодня у меня в руках стакан, пока ещё пустой, в морозилке водка, воспоминания о прошлом, о счастливых днях вместе в Анюткой и дилемма. Пить или не пить.
Двойное дно
Юля сидела на стуле в своей собственной кухня, ютясь, как сиротка на жесткой табуретке. Руки дрожали и стакан воды, который она в очередной раз пыталась поднести к губам, что бы сделать глоток прохладной прозрачной жидкости, стучал по зубам громко и больно.
Вокруг сновали люди, которые час назад зашли к ней домой, сотрясая какой-то бумажкой с печатями, подписями, и прямо в грязной обуви протопали по свежевымытым полам по коридору, разбредаясь по трем комнатам их с мужем квартиры.
Никто ничего не говорил, не объяснял. До Роберта было не дозвониться. "Телефон вне зоны действия сети" — только эту фразу и слышала Юля, набирая номер мужа в сто первый раз.
— Послушайте, мне может кто-то объяснить, что вообще происходит? — не выдержав напряжения, срывающимся на крик голосом, потребовала Юля, вскакивая с табуретки.