Но это было сделать невозможно.
Вечером подошёл врач и сказал, что шансов нет. Катин организм отказывается принимать лечение и не может больше сопротивляться. У нас остались считанные часы.
Я сидел и смотрел, как моя любовь умирает. Я видел, что аппараты, к которым ее подключили, показывали цифры, но мне не хотелось даже знать, что это всё значит, потому что это уже не имело ровно никакого значения. Просто сидел и смотрел, как она дышит. Я мечтал, что бы это никогда не заканчивалось. Не мог я поверить в то, что она уходит, не хотел верить в это.
Аппарат, который контролировал сердечную деятельность, противно запищал и показал прямую линию. Вокруг забегали люди, оттолкнули меня в сторону и стали что-то делать. Я сидел на полу у стены ее "индивидуальной палаты с отдельным санузлом", держался за голову обеими руками и плакал.
Потом наступила гнетущая тишина. И слова " время смерти 10 часов 33 минуты".
Всё….Она ушла…. А потом ушли из палаты и они, медики, и я остался с ней. С моей Катей.
Ее грудь больше не поднималась от вдоха и не опускалась от выдоха. Ее глаза были закрыты и, когда ее поцеловал, то понял, что как в сказке не получится. Моя спящая принцесса больше никогда, никогда не откроет глаза. Я не услышу ее голоса. И тут только понял, что не сказал, как сильно люблю.
Я лежал рядом с ней на кровати, обнимал уже такую холодную. Она всё ещё пахла весной, хоть и смешанной с запахами лекарств и ещё каким-то странным и чужим.
Только к утру, когда уже со мной говорили и врач, и психолог, и местный мозгоправ-психиатр, я согласился отдать мою Катю. Ее увезли туда, где каменные столы, люди в фартуках и металлический лязг инструментов об такие же металлические тазики.
Помню, как ко мне подошла медсестра из детского отделения, где лежала убийца моей жены.
— Лев Павлович, вы бы сходили к дочке. Она у вас такая красивая. Но одна, сиротка бедная. Это ваше утешение. Посмотрите на нее и вам станет легче.
Тут только я ощутил, какие злость и ярость проснулись во мне. Да, я пойду к ней. Я пойду и сверну ее шею! Она убила мою Катю!
Я кивнул и, полный решимости совершить злодейство, пошёл за добродушной медсестрой.
В отделении все малыши лежали в кроватках, завернутые таким образом, что были видны только красные и опухшие лица.
Мне протянули кулёк и я с отвращением принял его на руки, не желая смотреть туда.
— Посмотрите, какая она милая, — сказала мне медсестра и погладила по руке.
Я набрал в лёгкие побольше воздуха и взглянул на дочь. Она смотрела на меня красивыми зелёными глазами. Ее глазами, Катиными. Она смотрела и так смешно вытягивала губки в стороны, высовывала язычок. Потом закряхтела и, по характерному звуку, понял, что моя дочка накакала в подгузник.
Я смотрел на нее и узнавал Катины черты лица. Носик, верхнюю губку. И тут малышка начала корчить гримасы и мне показалось, что она как-будто улыбнулась мне.
— Ее зовут Маша, — сказал я очень тихо.
— Простите, Лев Павлович, что вы сказали? — переспросила медсестра.
— Ее зовут Мария Львовна Патрушева, — сказал я громко, с гордостью в голосе.
Слезы потекли из моих глаз. Я прижимал к себе маленькое тельце, которое кряхтело и шевелилось. От нее пахло молоком и весной. Весной, как от Кати.
Какой же я мерзавец, что бросил ее, такую маленькую, одинокую здесь. Она была столько дней совсем одна. Я не приходил, не хотел видеть. Я не хотел знать, какое счастье ждёт меня этажом выше.
Катя, ты же видишь, какая она красавица! Ты же знаешь, как сильно я вас обеих люблю. Прости, что она была одна. Прости, что думал о таких ужасных вещах. Простите меня обе.
Я люблю нашу малышку так же сильно, как тебя, Катя. Никогда не брошу ее и никогда не забуду тебя.
Цена любви
Я именно та женщина, про которую говорят "хищница", " подстилка".
Да, я профессиональная любовница. Профессиональной я называю себя потому, что все мои амурные связи только с женатыми. Нет, поймите правильно, я не хочу разбивать семью, не хочу делать несчастными детей, жен, тёщ, свекровей (про тестей и свекров не пишу, так как в основном они стоят в тени своих разъярённых жен), но не получается встретить красивого, молодого, холостого. Как правило такие уже разбираются в первую очередь. А дальше остаётся из категории " на те Боже, что нам не гоже".
Рассказать хочу о том, как так получилось, что жизнь моя неотъемлемо связана с окольцованными голубчиками.
Росла я в семье военного и учителя. Была старшей сестрой двум младшим и крайне озорным братьям. Разница у нас была порядочная, так что всё свое детство я провела за вытиранием соплей, поп и тому подобного.