Когда начали встречаться, то не понимал, почему она меня не приглашала к себе в дом, не знакомила с семьей. Понятно, что я городской пижон, а она деревенская простушечка. Всегда думал, что поэтому. Но однажды, когда мы встретились в городе и ей стало плохо, то повез ее домой. Когда приехал по адресу, то был в шоке от того, что увидел. Не дом, а сарай. Все вокруг запущено, бутылки от алкоголя кругом, собака полуживая, похожая на скелет.
Зашёл в дом с ней на руках и понял, что стеснялась она не условий жизни, а того, с кем жила. В доме валялась пьяная мать, бухали какие-то утырки.
Я не мог оставить мою Машу там. Развернулся и посадил ее обратно в машину, потом вернулся за псом и мы отчалили подальше от ее прошлой жизни.
Когда приехали ко мне домой, то она через слёзы всё мне и рассказала. Мать- алкашка, отца своего она не знала, да и не уверена, что мать в курсе, кто он. Бабушка когда была жива, то всё ещё более или менее держалось на плаву. Но за несколько лет до нашего знакомства бабушку прирезал пьяный собутыльник матери и начался Машкин ад.
Маша работала в больнице и брала себе максимальное количество смен не из-за денег, хотя их в семье не хватало, а потому, что не хотела бывать дома. Мать отбирала зарплату и у моей девочки не оставалось ничего на еду. Подкармливала повар тетя Валя на кухне в больнице и всё. Вот почему ей и стало плохо. Она упала в голодный обморок.
Я предложил сразу же расписаться и что бы Маша жила со мной. Она долго молчала, а потом задала один вопрос, который потряс до глубины души.
— Ты из жалости это делаешь?
Как объяснить человеку, которого никто никогда не любил, что это не из жалости, а потому, что лучше, чище и честнее Маши, я никого и никогда не встречал.
Мы поженились и у нас родилась дочка. Вылитая жена. Помню тот день, когда родилась Надя, как сегодня. Такая синеглазка, пухляшка с кучеряшками. Счастью моему не было предела. Единственное, что омрачало нашу жизнь- пьющая мать моей любимой. Маша каждый месяц приезжала к той в дом, оставляла деньги и со слезами уезжала через несколько минут.
Я до сих пор не знаю, в курсе эта женщина, что у нее была внучка? Не уверен.
Когда Наде было 3 года, их с Машей на переходе сбил пьяный водитель. Какой-то сынок чинуши. Надюшка сразу, а Маша ещё была жива.
Я примчался в больницу, как смог. В ту самую, где мы когда-то познакомились и где она работала.
Когда заходил в палату, то медсестры отворачивались. Я видел, как они потихоньку от меня смахивали слезы. Врач приемного Виталий Леонидович положил мне руку на плечо и сказал:
— Мужайся. Она уже не с нами. Ждала, видимо, тебя.
Моя Маша, всё такая же крошечная и прозрачная лежала на кушетке в крови, бинтах, с какими-то трубками ото всюду.
Когда подошёл, то ее холодные пальчики коснулись моего лица. Я смотрел на нее и казалось, что это всё не со мной. Не может такого быть. Не может.
— Петь, обещай, что ты будешь о маме заботиться, — прошептала она, улыбаясь и продолжая гладить мою щёку.
Я не мог ничего ответить, потому что душили слезы. Только кивал головой и смотрел на мою любимую, пытаясь запомнить каждую черточку ее лица, голос, запах.
— Спасибо тебе, любимый. А я позабочусь о Надюшке….
Это были последние слова, которые услышал от нее. Ее глаза, две огромные тарелки, закрылись навсегда.
Мне сложно сказать, что было дальше, потому что дни до похорон прошли в какой-то дымке. Я не помню. Помню только, что на поминках нажрался, как скотина и разнес ресторан.
Уже минуло 4 года с той поры. Девочек своих я навещаю раз в неделю, иногда раз в месяц, если уезжаю в командировку. Дома стараюсь не бывать, так как там всё напоминает о них. До сих пор в шкафу висят Машины вещи, а на полу разбросаны Надюшкины игрушки. Не могу я убрать из своей жизни это всё. И тёщу не могу.
— Нина Петровна, я вам деньги привез. Положу на холодильник. В следующем месяце привезу ещё, как всегда.
Тёща подняла на меня красные глаза и стала лезть целовать руки.
— Ой, спаситель ты мой. В старости кто ещё мне поможет? Только ты один у меня и остался. Сиротки мы с тобой. Бросила нас Маруська. Ой, дочка моя любимая, — запричитала она.
Что бы не слушать этот весь пьяный бред, быстро вышел из дома.
Свежий воздух приятно щекотал ноздри после смрада и грязи.
" Дочка моя любимая" пронеслось в голове и я ухмыльнулся. Дочку она лупила, как не в себя. У Маши после такой " любви" маминой переломы ребер, несколько сотрясений мозга было и шрамики на губе и виске остались.