Зина чувствовала, что ее использовали. Что ее обманули и предали. Тот человек, которому она всецело верила и безумно любила. Любила не потому, что его показывали по тв, или от того, что он в музыкальной тусовке. Нет. Она его полюбила ещё тогда, когда он был никем и звать его было никак. Бросила семью, друзей, переехала в чужой город. Пусть красивый и величественный, но чужой.
Только глядя на дочку, она понимала, что смысл жизни есть. Не всё у нее отняли, не всё сломали и растоптали.
Через пол года очень не тактично попросила съехать из квартиры свекровь. Но куда? Зина не знала. А Сашке было всё равно. В пылу радости и счастья от новой жизни, он забыл давно дорогу к своей бывшей жене и бывшей дочке.
— Ну что ж. Чемодан, вокзал, домой? — сказала Зина малышке, натягивая на бледное и печальное лицо фальшивую улыбку.
Афродита смотрела на маму из своего детского стульчика, пытаясь проглотить свой жутко слюнявый крошечный кулачок.
— Сашка, привет, — Зина не хотела этого делать, но мужу позвонить всё же надо было, — мы можем с тобой к нотариусу сходить на днях? Мама твоя хочет, что бы я квартиру освободила, но мне надо от тебя документ, что бы уехать…И алименты…Да, я поняла…..Тогда договорились. Пока.
Его голос. Такой родной когда-то …Теперь это был совершенно чужой человек, с которым рядом была совершенно другая женщина. У Зины всё сжалось внутри. Теперь он целует ту так же в шею, когда она стоит у плиты, как когда-то ее. Он берет ту за руку, когда идёт на выступление и гордо всем представляет. Не Зина стирает его полотенца и вещи, не она готовит ему сумку на гастроли. Больше не она…
Слезы полились теплым потоком и Зина не смогла сдержать рыданий. Она плакала, кричала в колени, которые прижимала к лицу, сидя на полу в кухне. Афродита смотрела на маму и плакала вместе с ней. Та боль, которая рвала изнутри мать. Ее чувствовала и дочь.
— Малышка, зайка, не надо, — вскочив с пола, Зина подбежала к плачущему младенцу, — Я не буду больше. Не буду. Зачем плакать из-за того, кому плевать на мои слёзы? Кому плевать на нас…
Зина обнимала ребенка и укачивала.
— Обещаю, что теперь, если я и буду плакать, то только от счастья.
— Поздравляем! С годовасием! — кричали мама, сестра и три лучшие подруги, которые пришли на день рождения Афродиты.
Уже несколько месяцев Зина с дочкой живут у мамы в Костроме. Сашка платит алименты, но из ранее оговоренной суммы приходит только четвертая часть. Афродита забыта почти всеми родственниками с той стороны, но Зина счастлива.
То тепло, которое есть дома, та любовь, которой ей не хватало, она есть сейчас здесь. В ее доме. В ее семье. И не важно, как сложится дальнейшая жизнь. Она уже победитель. У нее есть люди, которые любят ее просто так, потому что…А не за что-то…
Алла с трудом открыла глаза и ощутила, как тошнота подкатила к горлу. Глаза удавалось держать открытыми только прилагая зверские усилия.
Приглушённый свет в реанимационной палате глаза хоть и не резал, но всё равно казался неимоверно ярким. Голова раскалывалась. Женщина провела сухим языком по таким же сухим губам. Как же хотелось пить. Алла попыталась было позвать кого-то, но поняла, что больше слабого сипения, выдать ничего не получается.
К рукам присобачены капельницы, провода, выползающие змеями из мерзко пищащего аппарата, присобаченного над кроватью. Где-то должна быть кнопка вызова персонала. Но где?
Тут Аллу как-будто ударило током. Аппарат над головой стал страшно пищать. Она резко схватилась за живот. Нет, только не это….
Стон вырвался наружу и повис где-то высоко над потолком. Слезы сразу же полились из глаз. Откуда только взялась жидкость в организме на них?
Алла закусила губу, но жуткий рёв всё равно преодолел эту преграду.
Живот пропал. Ее заметный, аккуратный и любимый животик. Она уже чувствовала движения малыша, разговаривала с ним, гладила, представляла их жизнь впятером. Она, муж, двое старших сыновей и этот крошка. Кто это был? Девочка? Мальчик? На последнем УЗИ они решили с мужем не узнавать пол и сделать себе сюрприз. Но сюрприз пропал. Его больше нет.
Буквально через секунду в палату вбежала медсестра.
— Сейчас, сейчас, — говорила она и что-то нажимала на аппарате.
Женщина схватила пухленькую миловидную сестричку за руку. Слова как-будто все пропали, утонули в горе и страхе. Но глаза…Алла держала слабой рукой медсестру и мычала.
— Так надо было, — попыталась медсестра успокоить ее.
Но как успокоить человека, который только что потерял часть себя? Алла начала рычать, выдрала иглу от капельницы из руки и потянулась к проводам.