— А попугаи где? — спросил он.
— Мой муж часто наведывается сюда — ухаживать за садом. А я взяла на себя заботу о кошке, собаке и птицах. Наш дом нынче полон всякой живности. Похуже Ноева ковчега, — рассмеялась Сонина тетка.
Машина остановилась во дворе, Соня, не шевелясь, молча впилась взглядом в дом.
— Может, возьмешь мои вещи? Не хочу я туда заходить! — взмолилась она наконец, обращаясь к тетке.
— Понимаю, детка. Не хочешь — так и не ходи, — сказала та. — Только скажи, где что лежит, и я сама схожу за твоими вещами.
— Кофты в белом комоде, что в моей комнате. Джинсы — в ванной. А вообще-то все, что в комоде у меня лежит, можно сложить в дорожную сумку. Она наверху стоит, справа от чердачной двери, — сказала Соня.
— Будет сделано. Подожди здесь, я скоро вернусь, — ответила тетя.
— Пошли! Я хочу показать тебе кое-что, — сказала Соня, как только тетка скрылась за дверью дома.
— Что такое?
— Пошли! — нетерпеливо повторила она.
Легким движением взяв Эдвина за локоть, она увлекла его под сень деревьев, расстилавших по земле мягкую тень. Пригибаясь на ходу, чтобы не зацепиться за ветви, она первой вошла в сиреневую рощу. Безжизненными, иссохшими порыжелыми гроздьями свисала сирень. Кончилась жизнь цветков. Из кустов выпорхнули воробьи. Все дальше и дальше уходили вглубь сада Соня и Эдвин — скоро их уже никто не сможет увидеть из дома.
— Куда ты меня ведешь? — спросил Эдвин.
— Пошли, пошли, — таинственно проговорила Соня и, вырвавшись вперед, подбежала к насыпи в дальнем углу сада. Некрашеная деревянная дверь вела в погреб, скрывавшийся под травой. Крышу венчали длинные стебли крапивы, купырь и ромашки. Соня открыла дверцу, и ржавые железные петли, сработанные вручную, отозвались на это протяжным скрипом. Следом за Соней Эдвин начал спускаться вниз. Волна сырого холодного воздуха ударила ему в лицо.
— Оставь дверь открытой, света здесь нет, — сказала Соня.
Молча стояли они на середине подвала, на стылом каменном полу. Глаза медленно привыкали к полумраку. На некрашеных деревянных полках опрятными рядами выстроились консервы, банки с вареньем, горшки. На гвозде висели два-три пустых пластиковых мешка. У стены стоял ящик с картошкой. На деревянной полке, над каменным полом, лежали в сухом песке морковь и свекла.
— Зачем мы сюда пришли? — спросил Эдвин.
Ничего не ответила ему Соня. Приподнявшись на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней полки, она сняла с нее один из самых больших глиняных кувшинов. Опустила его на верстак. Десятилитровый глиняный кувшин какие выделывают в Хеганесе. На местных аукционах такая домашняя утварь обычно шла нарасхват. Соня сняла алюминиевую фольгу, закрывавшую горлышко кувшина и стоявший в погребе сырой запах земли смешался со сладким ароматом меда.
Эдвин удивленно взглянул на Соню, когда она, не вдаваясь в объяснения, запустила руку в вязкую массу, наполнявшую огромный кувшин. Она поцарапала локоть о край кувшина, но рука продолжала упорно нашаривать что-то в глубине. Потом вытянула руку, но мед не желал ее отпускать. Клейкая масса плотным слоем облепила ее руку до локтя.
— Ты что, с ума сошла? Смотри не заляпай платье! — сказал Эдвин. Он смотрел на нее, не веря своим глазам. В руке у Сони теперь лежал огромный медовый ком. Она протянула его Эдвину. С торжеством. Поднесла этот громадный ком, с которого капал мед, вплотную к его лицу. Вызов сверкнул в ее глазах. Мед капал и капал на каменный пол.
— Что это у тебя? — сердито спросил он.
Соня не отвечала — свободной рукой она оттирала слои меда. Терла и терла, будто скребком. Теперь Эдвин уже видел, что она держит в руках. Отчетливо видел. Страшный предмет. Сердце его бешено колотилось о ребра. Каждый удар отдавался в груди резкой болью. Эдвин ровным счетом ничего не понимал. Предмет в ее руках внушал ему ужас. Никогда прежде он такого не видел, но сомнений быть не могло. Металлический предмет, отливающий холодной синевой, властно говорил что-то Эдвину, но он отказывался понимать эту речь. Казалось, в мозгу зазвучал предостерегающий рев сирены. Эдвин никак не мог собраться с мыслями — всеупорядочивающего кода не было. Оставалось одно — назвать своим именем вещь, маячившую перед глазами. Тупо, словно слабоумный, глазел он на револьвер в руке Сони, с которого густыми струйками стекал мед. Вверху, на рукоятке, читались буквы, выгравированные в металле: наполненные золотистым медом, они отчетливо проступали на темно-синей поверхности: ЛЮГЕР.