— Ты что, никогда не видал голой девушки? — спросила Ирис.
— С зелеными глазами — не видел.
Она прыснула. Показала ему язык и скрылась за дверью. Веселые голоса радостно приветствовали ее.
Он повесил джинсы на крючок рядом с комбинезоном Ирис и следом за ней вошел в баню.
Горячий воздух жег ноздри. От жара он начал моргать. Мать Ирис сидела на верхней полке под самым потолком. Потные плечи блестели в тусклом свете запотевшего окна. У нее были большие груди. Одна немного больше другой. Жестом истой вакханки она подняла в знак приветствия банку с пивом.
— Меня зовут Майкен. Я мать Ирис.
Женщина протянула ему свободную руку.
— Одд… Одд Экман.
Он поклонился ей и попытался, как мог, прикрыть свой стыд руками.
— Какая приятная неожиданность… Я думала, у Ирис только мотоциклы в голове, — сказала Майкен со значением и подмигнула ему.
— Не надо, мама, — попросила дочь.
Майкен засмеялась и отпила большой глоток пива.
Рот у нее был тоже большой. Пот жемчужинами растекался по лицу. Вероятно, ей чуть больше сорока. От солнца кожа ее стала желто-коричневой, и во всем ее облике не замечалось никаких следов увядания.
Он следил взглядом за капелькой пота, которая из лощинки между полушариями грудей бежала вниз по слегка округленному животу, пока не исчезла в густой тени между бедрами.
— Меня зовут Руне. — Мужчина, сидевший рядом с Майкен, протянул Одду руку. Нервно сжал ладонь гостя. Рука его была волосатой, черные волосы взмокли от пота и слиплись. Он не смотрел Одду в глаза. Казалось, он не хотел обнаружить свое "Я". Волосы на груди, животе, бедрах свалялись в клочья от пота. Крупные плечи и руки, черные от волос. Квадратная грудь. Щеки скрыты черной бородой. Одду показалось, что человек рад был бы спрятаться за своим волосяным покровом.
— Подложи, иначе сожжешь кожу, — сказал он, протягивая Одду полотенце.
— Вот пиво, Одд, — Ирис достала банку из ящика-холодильника.
Он увидел, что жар размыл тушь на ее ресницах и прорисовал черный узор у нее на щеке.
Одд бросил полотенце на лавку и сел рядом с девушкой. При этом он слегка задел ее плечом. Несмотря на жар в бане, прикосновение обожгло Одда. Беспокойный пульс забился у него в паху. Он открыл банку и стал пить. Крепко зажмурился, заставляя себя думать о футболе.
Возникшее в воображении зеленое поле и льющееся в глотку холодное пиво помогли ему обуздать желание, так что никто не мог догадаться о бунте, происходившем у него внутри.
Банный жар охватил его. Поры кожи раскрылись. От пота щипало глаза. Термометр на стене показывал 110 градусов по Цельсию. Ему, не привычному к бане, становилось все труднее дышать. Ирис же чувствовала себя прекрасно.
Чтобы не показаться слабаком, он решил еще немного побыть в изнуряющей жаре чистилища.
Руне плеснул ковш воды на большие камни над камином с дровами. Вода отпрянула от горячего гранита.
Пар с шипением взвился к потолку. Затем стал оседать, щипать Одда за щеки. Слепой от жара, он ринулся вон из раскаленной камеры добровольных пыток. Плечом толкнул дверь раздевалки. Словно разъяренный бык, бросился на понтонный мост. Стремглав кинулся в воду.
Ледяная вода озера зубастой пастью сомкнулась над его головой. Водяные токи холодными плетками стегали его разгоряченное тело. Кожу жгло и щипало. Фыркая и плескаясь, он вынырнул на поверхность, чтобы перевести дыхание.
Ирис легкими шажками бежала по мосту. Смеясь, она солдатиком спрыгнула в воду рядом с Оддом. Когда она проскользнула в воде мимо него, он почувствовал прикосновение ее груди. Это мимолетное прикосновение напугало его. Она — дьявол, — что хочет, то и делает, на остальное — плевать. Хищная птица, которая легко может разорвать его на части. И сожрать, кусок за куском. Но не это страшило его: что-то такое творилось у него в душе, чего он не понимал. Что-то зловещее. Могучий соблазн, от близости Ирис крепнущий с каждым мигом: он и сам жаждал, чтобы она разорвала его на части.
После купания все загорали на солнце. Лежали на мосту и пили пиво. Руне заговорил о налоговой политике губернского правления. О некоем пухленьком ревизоре по фамилии Якобссон. У Якобссона очки с толстыми стеклами, и он разъезжал по округе на машине. А на заднем сиденье были разбросаны сырные хлопья.
В течение трех месяцев этот раскормленный близорукий налоговый шпион, подосланный губернским правлением, строго проверял счета Руне и его брата в их слесарной мастерской. Потом наугад назначил каждому налог-штраф в семьдесят восемь тысяч.