Лидия ровно сказала:
— Мне звонили из техникума.
Галя не ответила.
— Ты знаешь, чем это грозит? Тебя просто выгонят.
— Я все равно не буду тут учиться, — сказала Галя.
— А где будешь?
— Перейду в строительный.
— С двойками?
— Тогда просто пойду на стройку.
Лидия не сразу спросила:
— Ты что, окончательно сошла с ума?
Спросила так спокойно и устало, что Гале вдруг стало не по себе. Что с ней творится? Все рушится, все катится… А остановиться уже нельзя.
Она стелила постель, укладываясь. И страшно было со стороны смотреть на собственные колени, и странно было тронуть рукой другую руку.
Через день Костя позвонил. Он не узнал ее голос. Тупея от страха, она ответила, что Лиды нет.
Он, помедлив, спросил:
— А кто говорит?
— Галя, — выдавила она, словно в чем-то призналась.
— А, Галя… Понятно, — сказал он и снова помедлил. — Встретиться бы надо, поговорить, а?
Она молчала.
— Ты завтра вечером что делаешь?
— Ничего, — тупо, без выражения ответила она.
— Тогда приходи ко мне… Приходи в шесть. Ладно?
— Ладно, — так же тупо согласилась она.
— Знаешь, где живу?
— Знаю.
— Тогда договорились. До завтра!
Она еще с полминуты слушала трубку, пока не поняла, что это просто частые гудки. Тогда она положила трубку. Завтра, в шесть часов. Что будет завтра в шесть часов, она не думала. Будет так, как он хочет…
В половине шестого она вышла из дому. День, с утра синий, уже остывал. Она шла по улице мимо домов, магазинов, почтамта, мимо пирожковой — стеклянного аквариума, мимо родильного дома с белыми плотными занавесками в окнах, мимо толпы студентов, выхлынувшей из пединститута, мимо ребят с коньками, ловивших последний, рыхлый уже лед, мимо старух, сидящих в скверике на прогретой за день лавочке, мимо пьяных слез у входа в закусочную, мимо длиннющих — от перекрестка до перекрестка — окон новой фабрики, мимо женщины с детской коляской, похожей на танк на рессорах.
Галя шла быстро, но ноги двигались неловко, как чужие, и руки были как чужие, и каждый ее шаг принадлежал не ей.
Костя открыл дверь и сказал:
— A-а… Заходи.
В коридоре было темно, Галя ударилась обо что-то бедром и тупо ощутила, как болит и твердеет ушибленное место.
Костя толкнул дверь в комнату. Она вошла следом и стала у двери.
— Садись, — сказал он.
Она села на стул, на самый краешек, сдвинув каменевшие колени.
— Ну? — спросил Костя.
Она глядела в пол, со страхом чувствуя, как подбирается к плечам озноб: вот-вот заходит дрожью все тело, и тогда уже ни встать, ни сказать слово, ни двинуть рукой.
— Тебе сколько лет?
Она сглотнула:
— В августе будет шестнадцать.
— В августе… — он покачал головой. — Учиться тебе надо, понимаешь?
Помолчал, будто ждал ответа, и снова заговорил:
— Хочешь слушай, хочешь нет, но мой тебе совет — не балуйся ты этим делом. Еще успеешь. И нарадоваться успеешь, и наплакаться. Это ведь штука такая: один раз споткнешься, а потом всю жизнь синяки считать будешь. Понимаешь?
Она кивнула. Она ничего не понимала. Она просто ждала, когда он скажет, что с ней будет дальше.
— Ну вот и слава богу, что понимаешь, — проговорил он, и голос его повеселел. — Ты девчонка симпатичная, тебе особенно нужно голову на плечах иметь. Ясно?
Галя поняла, что надо кивнуть, и кивнула.
— Ну вот и порядок, — услыхала она и вдруг почувствовала на щеке его руку. Она сжалась и, почти закрыв глаза, вдруг потянулась щекой к жестковатой ладони…
— Умница, — сказал Костя. — В общем, будем считать, что договорились. На вот тебе шоколадку, и иди домой.
Она встала и машинально взяла тоненькую легкую плиточку. У двери Костя потрепал ее по плечу и сказал напоследок, опять ухмыльнувшись:
— А учиться надо хорошо!
Потом она шла по улице, морщила брови, чувствуя, что что-то произошло, и никак не могла понять, что именно. Шоколадка теплела и размякала в ладони. Галя вспомнила о ней только дома, на лестнице, когда полезла за ключом. Она машинально съела шоколадку, скатала обертку в плотный комочек и бросила на лестницу — серебристый шарик мягко запрыгал по ступенькам.
Лидии не было, но вышла она, видимо, ненадолго — белье, замокавшее с вечера в эмалированном тазу, было залито теплой мыльной водой. Галя сняла кофту, надела передник и стала стирать. Теплая мыльная пена вскипала и опадала между пальцами.