С таким же успехом он мог будить манекен. Похоже, она не очнется, даже если резать ее на части.
Позвонили в дверь. Петров пошел открывать — здоровый детина, выше Петрова на голову, с ручищами коновала.
— Я врач Козлов.
— Ага, — умно ответил Петров.
— Вы просили меня приехать. Где ребенок?
Козлов пребывал в большом раздражении. Его подняли среди ночи, позади сутки дежурства. А теперь он стоит перед мужиком, который держит его на пороге и хлопает глазами.
Петров думал о том, что этот бугай сейчас разбудит детей, а успокаивать не будет. А если он, Петров, снова устроит им укачивание — сотрясение мозга ребятишкам гарантировано.
— Послушай, — Петров сразу начал на «ты», — они только уснули. Может, чуть позже или вообще…
— Что «вообще»? Какого лешего я тащился через всю Москву в три часа ночи? Ребенок болен или нет?
— Их двое, близнецы. Пошли.
Козлов шагнул ему навстречу.
— Не сюда, туда. — Петров показал на квартиру соседей.
Врач мыл руки и задавал Петрову вопросы:
— Что с детьми?
— Они орут.
— Температура есть?
— Не знаю.
— Сколько им лет?
— Не знаю, месяцев десять.
— Что они сегодня ели?
— Не знаю.
— Стул был?
— Наверно, то есть не знаю.
Козлов выразительно посмотрел на Петрова. Тот не успел ничего объяснить, врач пошел в комнату, склонился над детьми.
— Карточки дайте.
«Ну, Потапов, сволочь, — разозлился Петров, — экстрасенса прислал. Сейчас по фотографии диагноз будет устанавливать. Убью сумасшедшего деда».
— Извините, не знаю, где хранится фотоальбом, — процедил Петров.
— То, что вы вообще мало знаете, я уже понял. Мне нужны медицинские карточки детей.
— А! А где их хранят?
Козлов, ничего не ответив, стал осматривать комнату. На стеллаже лежали стопки ползунков, пеленок, распашонок, выше — бутылочки, скляночки, какие-то кремы, на самом верху обнаружились карточки.
— Так, значит, зубки режутся, — проговорил он, читая записи, — посмотрим, посмотрим… Памперсами не пользуетесь? — Козлов показал на кучу мокрых штанишек.
— У нас от них яички перегреваются.
— У кого это «у нас»? — удивленно спросил Козлов.
— У нас — это у Вани и у Сани, — сказал Петров и указал на близнецов.
— Так, значит, яички. Больше ничего не перегревается?
Козлов явно издевался.
— Послушай, — зашипел Петров, — я тебе объясню ситуацию. Я их сосед. Ясно? Сосед. Среди ночи их мать позвонила ко мне в дверь и тут же свалилась в обморок. Она, между прочим, до сих пор там бесчувственная лежит. Дети орут. Я чуть с ума не сошел. Попросил друга найти хорошего врача. — Последние слова Петров проговорил с ехидцей. — Что я неправильно сделал?
— Все правильно, — потеплел Козлов. — Извини, мужик. Ну, давай-ка посмотрим этих молодцов.
Козлов действовал очень ловко. Он достал одного младенца и положил на столик. Толстые большие пальцы нежно мяли животик малыша, а когда врач перевернул младенца на спинку, его грудка уютно поместилась в медвежьей лапе. При этом что-то приговаривал, задавал вопросы и сам же на них отвечал.
— Замечательно здоровый парень, — заключил он и передал сонно вякающего младенца Петрову. — Поноси его немного.
Козлов устроил мальчика на груди Петрова так, что головка оказалась у Петрова на плече, одну руку Петрова врач завел под попу малыша, а другую положил на спинку. Младенец оказался припечатанным к Петрову как осьминожка. Петров чувствовал легкое тепло ребенка, его молочно-кисловатый запах. В том, как ребенок прильнул к нему, было столько беспомощной доверчивости, что у Петрова возникла странная мысль: если бы сейчас кто-то покусился на мальчика, он бы перегрыз обидчику глотку.
Козлов осмотрел второго мальчика, тоже взял его на руки, и они ходили по комнате, тихо переговариваясь и укачивая младенцев.
— Я согласен с тем, — сказал Козлов, — что дети беспокоились из-за режущихся зубок. Десны у них распухли, но в остальном все в норме. Можно им, конечно, сделать укольчики, анальгин с димедролом, но я бы не стал. Мне кажется, что до утра они проспят спокойно.
Петрова едва не передернуло, когда он представил, как в малышей всаживают иглы.
— Не надо никаких уколов, — сказал он.
— Вот и я так думаю. Всё, клади. Где их мама?
Петров, обрадованный тем, что дети не погибнут, забыл о Зине. «Еще одна морока», — подумал он и расстался то ли с Ваней, то ли с Саней почти с сожалением.