— Ушла.
— Тогда вернись. У тебя рабочий день ненормирован. Мне нужна игрушка для младенцев.
— У вас появились дети?
— Боже упаси, с ума сошла. Я своих топлю сразу по рождении.
— Почему для младенцев во множественном числе? Детский дом?
— Вроде того, два человечка.
— Близнецы?
— Верно. Сообрази что-нибудь оригинальное.
— Сто долларов, и деньги вперед.
— Ты выражаешься как продажная женщина.
— Порассуждайте на эту тему подольше, «Детский мир» закрывается через пятнадцать минут.
Если бы сосед не принес телевизор вечером, Зина бы не удивилась. Петров был существом из другой жизни, где благоухают одеколонами, ходят на работу и в рестораны, хронически высыпаются, читают книги и смотрят кино. В той жизни — Зина из нее давно выпала — можно давать обещания и не выполнять их, забывать, опаздывать, не обращать внимания на мелочи — и трагедии не произойдет.
В Зинином мирке упусти она что-нибудь, не сделай вовремя — случится нехорошее, пострадают дети.
Не выстирала она пеленки — не во что их переодеть, не искупала — появились опрелости. Стрелки часов строго контролировали ее обязанности и за нарушение режима карали дополнительной работой и лишением сна.
Кроме того, телевизор она смотрела редко. Если выдавалось время, включала его, но через три минуты засыпала, то же самое происходило с книгами: полстраницы — и задремала.
Петров телевизор принес. И вместе с ним большую яркую коробку.
Зина была одета в застиранный ситцевый халатик.
— Дырка на рукаве, — вежливо указал ей Петров. — О, теперь я вспомнил, что действительно был у вас.
«Он решит, что я неряха, вечно в прорехах, — подумала Зина. — Ну и пусть, плевать, у меня времени на себя нет».
— Что это? — Она указала на коробку.
— Подарок.
— Мне не нужны никакие подарки.
— Вам, — Петров мысленно вставил «такой неряхе», — я бы не стал делать подарки. Это Ване и Сане.
— Все равно.
— Все равно мы посмотрим, что придумали братья-капиталисты. — Петров распечатал коробку и начал вынимать из нее пластиковые детали.
Он провозился полчаса, собирая конструкцию.
Зина невольно включилась и стала ему помогать.
Игрушка напоминала по форме люстру, с которой свешивались на веревочках забавные маленькие зверьки. Люстра вращалась каруселью, тихо играла музыка, и в круговых движениях фигурок было что-то завораживающее. Разноцветных зверюшек на карусели можно было менять, специальный пульт регулировал скорость вращения и громкость музыки.
— Здорово! — признала Зина.
— Ничего подобного не видел, — согласился Петров. — Во времена моего младенчества такого не было.
— Спасибо. Мне жутко неловко, это, наверное, стоит кучу денег.
— Наверное, но мне досталось бесплатно, подарил зарубежный партнер.
«Зачем я это? — Петров удивился своему вранью, но быстро нашел ему объяснение: — Не хочу, чтобы она расценила игрушку как знак особой доверительности и протоптала дорожку к моей квартире со своими проблемами. Или благородный вариант: избавил ее от неловкой признательности».
— Он решил, что у меня есть дети. Зина, я похож на человека, у которого есть дети?
— Нет, — не задумываясь, ответила Зина.
— Теперь надо установить эту штуку над кроваткой, — сказал он. — Сами справитесь или помочь?
— Справлюсь, — сказала Зина, но лицо ее изображало большое сомнение.
— Ладно уж, — усмехнулся Петров, — пошли доведем до конца.
В спальне они склонились над малышами.
— Кто сегодня Ваня? — спросил Петров.
Теперь Зина не обиделась на вопрос.
— Они же совершенно разные, — тихо проговорила она — Посмотрите: у Сани личико шире, носик более вздернутый и бровки повыше. А у Вани губки пухленькие. Видите?
— Вижу, — опять соврал Петров, — очень отличаются. Не хотите переложить их на диван? Я боюсь разбудить.
Зина переносила детей и думала о том, что сосед вовсе не толстяк, как ей показалось вначале. Просто широкий, коренастый. Похоже, очень сильный. Здоровяк, кирпичи о макушку, наверное, разбивает. У него очень подвижное лицо, каждую фразу сопровождает новой гримасой. Писать портреты таких людей — мучение для художника.
«Девица невзрачная только на первый взгляд, — рассуждал Петров, прилаживая кронштейн к кровати. — Вполне милая усталая мордашка. Только веет от нее тупым равнодушием к себе. Давно подобного не встречал. Женщина с выключенными глазами. Хотя если Таисию или Леночку заставить вот так одной кувыркаться, еще неизвестно, как бы они выглядели. Кстати, почему одной? Где доблестный отец-производитель?»