Любовь + моногамия = монофилогамия
Оставляя в стороне экономические причины возникновения моногамии, которые, повторяю, лучше Энгельса никто не описал, я хочу обратить внимание на самую неуловимую и в то же время важную этическую сторону моногамии, а именно: любовь.
Но для начала я еще раз обязан отмежеваться от популярной среди философов и неодарвинистов точки зрения о том, что «любовь между мужчиной и женщиной, оказалось, имеет природную основу»[79]. Отсюда, дескать, и произошла моногамная «парная связь» (pair-bonding). Почему-то им в голову не приходит, что «парная связь» существует и у гиббонов, хотя вряд ли можно считать, что это произошло «по любви». Любовь — это не биология, а человеческое чувство, т. е. понятие общественное. Но даже и в этом случае любовь (romantic love) не является, как полагает, например, Ёни Харрис из университета Калифорния (Санта Барбара), «универсальным явлением для человека» (там же, р. 397). При этом обычно имеется в виду, что любовь как бы генетически заложена в человеке. Возможно, через несколько миллионов лет в человеке и появится ген «любви», но на данный исторический момент его нет. Любовь не просто явление общественное, но и историческое, возникшее одновременно с формированием именно моногамной семьи (да и то не сразу), история которой насчитывает не более трех тысяч лет.
Вспомним, когда Платон в «Пире» устами Сократа разбирает понятие эроса (в качестве половой любви), в его сферу входили мальчики и женщины, причем женщины не столько семейные, сколько гетеры, т. е. любовницы и проститутки. Это означает, что в начальной стадии развития моногамной семьи эротическая любовь была редкостью, скорее исключением. В ней, как справедливо отмечал Н. Бердяев со ссылкой на Энгельса, царили хозяйственные отношения. Сам же Энгельс писал: «Она (моногамия. — А.Б.) отнюдь не была плодом индивидуальной половой любви, с которой она не имела абсолютно ничего общего, так как браки по-прежнему оставались браками по расчету. Она была первой формой семьи, в основе которой лежали не естественные, а экономические условия — именно победа частной собственности над первоначальной, стихийно сложившейся общей собственности» (с. 68).
Половая любовь как страсть, как высшая форма полового влечения в зародышевой форме начала развиваться на развалинах Римской империи, и весьма часто не столько внутри моногамной семьи, сколько наряду с ней и даже вопреки ей, что было описано в средневековой рыцарской поэзии.
К продолжению рода половая любовь на данной стадии отношения не имела. В таком качестве она начала выступать внутри моногамной семьи на новой исторической фазе — при капитализме, да и то не во всех слоях населения.
Что же явилось причиной возникновения половой любви? Ее главной причиной явилась свобода, свобода выбора, которую ей дал капитализм. Именно поэтому другие формы любви (патрофилия, просто филия), хотя и требуют осознания, но менее требовательны к свободе, поскольку им никто не препятствовал. Подлинная же любовь между полами имела множество ограничений. Достаточно вспомнить жесткие ограничения на женитьбу монархов и аристократической верхушки периода средневековья. Хотя у них сохранялась масса лазеек, чтобы обойти моногамию, которая, как справедливо отмечалось многими, по существу была моногамией для женщин, но полигамией для мужчин.
Ограничения, главным образом, касались женщин. И только по мере развития капитализма они начали получать свободу, в том числе и свободу выбора. И по данному вопросу Кант и другие предвестники капиталистической эпохи справедливо указывали на свободу как первичное условие подлинной любви. Но даже при капиталистическом обществе эта свобода распространяется не на всех. Фромм, например, полагал, что в современном западном обществе любовь проявляется как «маргинальный феномен», как исключение неконформистских индивидуальностей. Энгельс в отличие от него более четко указывал, кто имеет реальную свободу «на любовь». Он писал: «Половая любовь может быть правилом в отношении к женщине и действительно становится им только среди угнетенных классов, следовательно, в настоящее время — в среде пролетариата» (с.74).
Энгельс, конечно, преувеличивал, поскольку подлинная любовь, помимо свободы, требует высокой степени самосознания, которое вряд ли было достаточно развито среди пролетариата XIX века. Многое изменилось с тех времен. Но суть Энгельсовской мысли все-таки верна. Она постоянно подтверждается и современной практикой, которая будет показана в соответствующих главах.