В этот вечер я детей из своей группы не посещаю, провожу его в «своей» итальянской семье. Мне устраивают настоящий праздник: здесь и торт со свечами, и духи «Шанель № 5» в подарок. Внизу, где мы сидим, найти свободную розетку для подключения сотового не удается — они все заняты, и потому приходится ставить телефон на зарядку в моей спальне на втором этаже. Дверь оставляю открытой — звонки оттуда обычно слышны хорошо.
Урочный час для Диминого звонка подходит и проходит, и еще час проходит, но звонка все нет и нет. Это меня удивляет. Я поднимаюсь наверх, ибо мне нужно сделать текущий рабочий звонок и.о ужас — вижу, что мой сотовый выключен. Как только я его включаю, раздается звонок моего мужа. Дима на взводе, он в ярости:
— Даже в свой день рожденья ты не хочешь меня слышать!
Целый час он пытался ко мне дозвониться, набирал меня двенадцать раз. В довершение всех бед был занят и домашний телефон хозяйки, на который он также пытался позвонить: дочь хозяйки сидела в «Интернете».
Я понимаю и воспринимаю Димины чувства, его состояние, настроение. Полчаса я его успокаиваю, только все бесполезно. Такое впечатление, что мои извинения только больше его распаляют. Тогда и я уже выхожу из себя, видя, что он никак не желает успокаиваться и как-то смириться с ситуацией, хотя бы ради моего дня рождения. Я благодарю его за поздравления и бросаю трубку. Он перезванивает с извинениями — сразу же и потом еще раз — на следующий день утром: «Поздравляю тебя с днем рождения!»
— Мой день рождения уже прошел, и ты меня с ним уже поздравил. А мне, честно говоря, от такой «любви» бежать хочется! Домой возвращаться точно расхотелось.
— Что!?.. Что ты такое говоришь!?
Возвращение
Самолет из Италии битком набит загорелыми ребятишками, возвращающимися из оздоровительной поездки. Приземление происходит поздно вечером — в четверть одиннадцатого. Лишь к двадцати трем часам мы проходим все инстанции, и наконец я вместе с моей группой спускаюсь на первый этаж в зал, где будет производиться выгрузка багажа.
За огромными стеклами, отделяющими зал от холла, теснятся родители детей. Они пытаются рассмотреть и признать своих чад в огромной толпе, высыпавшей в зал. Я знаю, что и Дима где-то здесь среди встречающих выискивает меня, и совсем не удивляюсь, когда сразу вижу его за стеклом — он подает мне радостные знаки. Я смотрю на его красивое лицо и удивляюсь, что оно мне кажется каким-то далеким и чужим, словно и не муж мой это родной, а просто кто-то очень хорошо знакомый. Между нами какой-то холодок, словно утрачена связь. Конечно, приехав в Италию, я всю первую неделю наслаждалась отдыхом и переводила дух после тяжелого года, насыщенного большими нагрузками, — был ремонт квартиры, покупка новой мебели, были многочисленные перестановки и всяческие бытовые неизбежности с кучей невероятных осложнений. Еще в Италии я отдыхала от настойчивой, иногда даже назойливой Диминой страсти. Вспомнилось, что, когда уезжала, даже бросила ему фразу с вызовом: «Хоть бы ты от меня немного поотстал! Как клешнями рак вцепился! Пусть бы тебя от меня кто-нибудь немного отцепил!»
Можно ли отцепить «немного»? Или это парадокс в духе «немного забеременеть»? Тем более, предположить не могла, что в момент, когда я свое пожелание материализовывала, кое-кто уже начал усиленно трудиться над тем, чтобы Диму от меня «немного отцепить»! Или — «много». Короче — сглазила!
Жила, ничего не подозревая, и готовила свою душу к встрече с мужем, хотела соскучиться, изголодаться по его безумно-безмерной любви. Полагала, что в разлуке удастся упрочить нашу взаимную любовь, вырастить ее. Наверное, это удалось бы вполне, если бы не скандал в день моего рождения, ибо вся эта некрасивая сцена перечеркнула и уничтожила наработанный к тому времени «капитал» любви и чувств. Конечно, во взаимном отчаянном непонимании друг друга виноваты были мы оба. Но себя я винила больше: ведь я понимала, каковы Димины чувства ко мне, так что легко могла бы представить себе и то, каковы эти чувства будут в столь долгой разлуке. Могла бы понять его тоску, нетерпение если не увидеть, так услышать меня, и ненасытное желание хотя бы разговаривать вдоволь. С другой стороны, я имела право рассчитывать и на его понимание тоже. И все же винила себя бесконечно за то, что не разъяснила мужу перед отъездом все нюансы предстоящей работы за границей, не рассказала об итальянском этикете. Вот Дима и оказался совершенно не готовым к возникшим осложнениям и к тому ходу событий, который выстроился на фоне этого итальянского этикета, в результате чего дорогое телефонное время уходило не на любовное мурлыканье, а на то, чтобы все эти нюансы ему объяснять, причем результат был мизерный, ибо Диму уже «понесло», и он не соглашался принимать ни мои объяснения, ни характер возникших в разлуке отношений, который его уже не удовлетворял. Я же, откровенно говоря, слишком легко, даже легкомысленно, отнеслась к возникшим между нами противоречиям, полагаясь на то, что «свои люди — сочтемся», что раньше или позже все объяснится, утрясется, уляжется и мы придем к согласию и взаимопониманию. Не улеглось и не утряслось, а наложило отпечаток на все последующие события, ибо потом Дима всегда возвращался к «итальянскому периоду» нашей жизни и искал себе оправдания в том, как я тогда проявила себя по отношению к нему. Нанесенные раны так и не зарубцевались...