— Чудак ты, Юрка… Гм… Гм… Право чудак!.. Вон и Кадет подтвердит!.. Верно, Кадет?
Кадет слабо вильнул хвостом и виновато лизнул Юркину руку — мы, дескать, не при чем.
— Пошел, пошел, — замахала бабушка руками и вдруг неизвестно почему начала сморкаться усиленно и всхлипывать:
— Господи боже… Матерь пречестная богородица…
— Чего вы бабушка?
— Да ведь из-за меня… Из-за меня все это… Я виновата… Я, старая карга, чуть было не уморила тебя… Прости ты меня, Юрочка..
— Не сержусь я на вас, — вздохнул Юрка, а вот ни на столечко не сержусь! и, посмотрев в потолок, добавил.
— Мне даже жалко вас… Вы, вот целый год, вместо своего бога — Кузьме Крючкову молились… Вы его уберите, бабушка… Уж так и быть — молитесь по своему… Мне безразлично…
Бабушка вздохнула и заплакала.
— Господи, опять бредит…
На этот раз бабушка ошиблась, а Юрка не, имея силы разубеждать ее, повернулся лицом к стене и заснул крепким сном выздоравливающего.
Радио-инженер
Взрослых людей Гришка не особенно крепко любит, считая их фигурантами и кривляками, способными лишь на то, чтобы воображать о себе.
Все они смотрят на Гришку свысока, с оскорбительным высокомерием и разговаривают с ним чрезвычайно редко, а если уж и начнут говорить, то похоже, будто они одолжение делают своими невыносимо глупыми беседами, а некоторые еще противно сюсюкать начинают при этом:
— Ты холосый мальсик? Да? Лузье хоцис?
Фу, как они надоели Гришке.
— И для чего только живут на земле эти взрослые? — размышлял Гришка, вставляя в нос для устойчивости указательный палец, — курят, хохочут, за обедом много едят и много выпивают пива, а иногда пьют и еще что-то, чего Гришка (по независящим от него обстоятельствам) никак еще не мог попробовать.
Но больше всех Гришка презирает дядю Сашу, которого называют почему-то женихом.
Что такое жених, Гришка еще не знает, но он твердо уверен в глупости этого слова.
Жених?
— Ха, как глупо!
Этот дядя Саша, несмотря на свой высокий рост и наличие огромной бороды, только то и делает, что целуется с Гришкиной старшей сестрой, точно у него нет другого занятия — более интересного и полезного для общества.
— Подумаешь, как это остроумно… Целоваться?!
И с кем? С его старшей сестрой, — ужасной мещанкой и отсталой женщиной, пудрящей себе по пять раз в день нос и шею.
Правда, Гришка не очень редко забирался к ней в комнату для уничтожения пудры, но за такие вещи она щиплется до синяков и выкручивает до боли честные пионерские уши.
Пришлось махнуть на пудру рукой и ограничиваться лишь подсыпанием в нее толченого стекла и муки.
Одно время Гришка засел за солидный и научный труд, думая написать популярным языком небольшую брошюру на тему:
— Как взрослый в кратчайший срок может сделаться сознательным пионером, но с первых же шагов писательской деятельности ему пришлось столкнуться с непреодолимым препятствием: он никак не мог написать «Кратчайший», получалось что угодно, но только не нужное слово.
По вопросу о несерьезности и легкомыслии старшего поколения он чаще всего отводил душу с младшей сестренкой — Линей, с особой вполне серьезной и солидной, имеющей — по мнению матери — уже около шести лет от роду.
— Ах, как они меня раздражают! — вздыхал Гришка, жалуясь Лини на свою жизнь, усыпанную тернием — пойми, этот толстый тип Брусков садится вчера передо мною на корточки и сюсюкает… Знаешь, как они могут глупо проделывать это?
— И не говори! — вздыхает Лини.
— Ты — говорит — хоцис цикаладку полусить? Это мне-то? Пионеру с 1926 года?
— Ты его осадил, конечно? — посмотрела на него вопросительно Лини.
— О, можешь не сомневаться!.. Я вытащил из кармана ключ от нашей библиотечки, сунул ему под нос и, передразнивая его, спросил сысюкая так же, как он:
— А вы мозет клюциком поиглаетесь пока?
— Ну, и что же он? — подняла вопросительно брови Лини.
Гришка передернул досадливо плечами:
— Как ты наивна? Конечно, он не понял!
Вечером Гришка брал Лини за руки и говорил:
— Знаешь, что?.. Идем побродим, отдохнем немного от болтовни старших!
— Хорошо — соглашалась Лини — мне, пожалуй, тоже необходимо проветриться… Сегодня у меня ужасно болит голова от их дурацких споров!
Они быстро одевались и незаметно ускользали из поля зрения больших, оставляя иногда короткую записочку:
«Придем вечером».
В этих двух словах Гришка ухитрялся сделать восемь ошибок, что его, — впрочем, — ничуть не смущало.
На улицах жизнь казалась Гришке несравненно интереснее, чем дома.
Здесь можно было постоять у витрины «Юный Ленинец» и поделиться своими соображениями, что он — Гришка — намерен приобрести в недалеком будущем и что могла бы купить себе Лини.
— Как ты думаешь, Лини, этот барабан прочный?
Лини задумывалась и после некоторого размышления отвечала:
— Мне думается, он прочный! Ты хочешь купить его?
— Гм… как сказать? Конечно, я приобрету его, но только — не теперь… После когда-нибудь!
А когда в улицы скатывались с крыш темно-синие сумерки, они шли на площадь к ВУЦИКу послушать последние радио-новости и усладить слух свой радио-концертом.
Мощный громкоговоритель выбрасывал с силою в толпы стоящих людей политические новости, говорил с хрипом о последних событиях в Европе, случившихся час тому назад, после чего начинался радио-концерт.
Сегодня же внимание Гришки привлек фельетон о каком-то неизвестном Ползикове, который устроил радио-приемник у себя на дому и, не желая уплачивать радио-налог, был превращен в радио-зайца.
— Как ты думаешь, Лини? — спросил Гришка — могли бы мы устроить такой радио-приемник в нашей квартире?
— Мне думается, могли бы!
Гришка задумался.
Думал весь вечер, весь другой день и весь тот день, что шел за «другим», а после трехдневного обдумывания радио-мысли, решил посоветоваться с отцом.
— Вот что, — сказал Гришка, ухватившись цепко за отцовскую пуговицу на синей блузе — я должен установить в квартире радио-приемник!
— Это бесповоротно? — спросил отец.
— Окончательно… И пожалуйста, не делай такого глупого лица — мне это совсем не нравится… Завтра я приступаю к работе и ты должен помочь мне!..
— А… а ты знаешь, как построить приемник?
— Ерунда, — фыркнул Гришка, — завтра ровно в шесть и ни на минуту позже ты принесешь мне руководство «Как самому построить радио»… Только, чтобы без глупостей, чтобы — ровно в шесть!
— Позволь, но как же мне…
— Я занят, — оборвал Гришка отца, — через три минуты я делаю на собрании доклад!
Гришка махнул рукой и быстро скрылся в дверях.
Через пару недель Гришкина кровать была превращена в крупный завод радиостроительства.
Из под кровати выглядывали баттареи, мотки проволоки, на кровати лежали аккумуляторы, электрические лампочки, фарфоровые изоляторы, радио-журналы, ролики и другие радио-предметы.
Гришка целыми днями возился на полу: резал проволоку, плющил молотком какие-то металлические части и своей работой наполнял весь дом.
— Брось ты дурить, ради бога — увещевала мать — все равно ведь ничего не выйдет!..
А Гришка только улыбается на эти слова:
— Вообще я должен сказать — бога нет, это — раз, а два — это то, что вы не можете понять ничего в радио… Я только удивляюсь, почему я не мешаю вам молиться несуществующему богу, а вы мне мешаете производить полезное дело?… Здесь завоевание техники…
— А ну тебя, — сердится мать, — делай, что хочешь, хоть — нос себе разбей… Ну, и дети пошли теперь… Господи боже, — чистое мученье!