По лицу Феди я увидел, что не понравилась ему моя просьба. Поглядел он на меня из-под своих длинных ресниц, покраснел слегка, но все-таки согласился.
— Ладно, не скажу!
На этом и порешили.
На другой день я проснулся рано. Не одеваясь, подошел к окну.
Смотрю — небо голубое, чистое, без единого облачка, а солнышко веселое, бодрое, точно умытое холодной водой. И мне самому сразу весело стало.
Мама еще спала, но Марьюшка уже возилась в кухне. Оделся я, умылся кое-как, в кладовку сбегал, принес свои новые сапоги, натянул их, полюбовался, даже посмотрел на себя в зеркало. Захватил удочку и корзинку и хотел уж бежать, да Марьюшка перехватила меня по дороге:
— Куда ж ты, не поевши? Мамочка велела тебя накормить. Садись вот, пей молоко, яйца ешь. А я тебе на сковородке пряженцев напеку.
— Ладно, Марьюшка, я поем. Только скорее, голубушка!
— Ишь, — говорит, — как у тебя загорелось. Садись ешь, скоро будет.
Выпил я залпом стакан молока, проглотил яйца, а пряженцев, хоть и любил их, не стал ждать — побежал. Успела еще Марьюшка сунуть мне в корзинку порядочный ломоток хлеба с солью да кусок вчерашнего мяса из супа.
На Ярбе я с прошлого года не был — зимой незачем, а весной, пока высокая вода стояла, до берега нельзя было пройти — вся низменная ее пойма водой залита. Да и теперь на ней местами еще стояли целые озера воды. Новые сапоги мне очень пригодились — пока я до берега дошел, пришлось несколько раз перебираться через довольно глубокие лужи. Сапоги с честью испытание выдержали — не промокли.
Выбрался, наконец, я на берег Ярбы и... что такое?! На Ярбе и воды не видно: вся она, насколько глаз хватает, от берега до берега заполнена бревнами. Не плотами, а просто отдельными бревнами. Вдоль и поперек реки лежат, но так густо, что только кое-где между ними видны просветы воды, как полыньи во льду. И не плывут бревна, а стоят неподвижно, и течения между ними незаметно. А воды много, — почти вровень с берегами стоит. А, думаю, это, значит, плотину закрыли в доку, потому и течения нет и воды много. А где же я удить-то буду? Посмотрел я вдоль берега — никого на реке нет, хоть бы один мальчишка с удочкой сидел. Неужели не придется поудить?..
Пошел я к заветному своему заливчику, он тут же неподалеку был. Сколько раз я его себе зимой представлял! Подхожу... Батюшки! Еле-еле узнал его. Вместо высокого берега — обрывистый бережок в аршин вышиной, сам заливчик весь забит бревнами, а вместо кустов — только верхушки их торчат кое-где между ними. Словом, ничего похожего на то, что в мечтах мне представлялось.
Очень горько мне стало. Все-таки давай, думаю, попробую. Размотал я свою удочку, насадил червяка, стал забрасывать и сразу же засадил лесу — за кору бревна зацепилась. Долго я с ней возился, отцеплял, чуть в воду не съехал. Освободил, наконец. Снова стал пробовать. Наконец, удалось мне опустить лесу в просвет между бревнами, и поплавок на воде встал. Ну, думаю, ладно, может быть, и возьмет еще окунь. Только успокоился, гляжу, просвет-то все меньше и меньше делается, и зажало мой поплавок между бревнами — хоть и нет течения, а все-таки они не совсем неподвижно стоят. Пришлось взять... шестик, что тут же на берегу валялся, порастолкать бревна, освободить поплавок... Нет, думаю, это не ужение. Надо в другое место идти.
Стал по сторонам оглядываться. Гляжу — прямо передо мной, на другом берегу прекрасный залив, чистый от бревен, и в нем куст из воды растет. Вспомнил я, что тут впадает в Ярбу ручеек, Баранов ручей называется, летом-то он маленький, а теперь воды много, вот он и стал большим. А что, думаю, пойду я на этот ручей! Авось...
А идти далеко надо — с километр, чтобы по мосту перейти реку. Все-таки пошел. Тяжело идти — берег сырой, глинистый, глина на сапоги липнет, а сапоги новые, неразношенные, и пальцы жмут и пятки подпирают. Порядочно я поустал, как до моста дошел. Зато около моста вижу чистое от бревен место и два каких-то мальчика сидят, удят.
Присел и я к ним. Забросил удочку — не клюет. К тому же и Федя должен скоро прийти на реку. Ведь он у заливчика будет искать меня. С ручья-то я его увижу, а здесь... Нет, надо скорее на ручей идти.
Перешел мост и направился напрямик кочковатым болотом. Еще хуже идти, чем по тому берегу. Раза два провалился выше колена. Пришлось снимать сапоги и воду из них выливать. Впрочем, когда к месту стал подходить, стало посуше. А около самого ручья совсем сухо. Коровы пасутся, и пастух лежит прямо на земле, на полушубке.
Присел и я около него отдохнуть — очень меня измучила ходьба по болоту, и есть мне здорово захотелось. Вынул из корзины хлеб и мясо, что Марьюшка мне чуть не насильно положила, да как начал за обе щеки!.. Даже пожалел, что мало. Поел, и лучше мне стало — и усталость как будто прошла, и приободрился я.