Признаться, я плохо понял. «Как странно, — подумал я, — кружок самообразования! Зачем он им понадобился? Ведь все они и так образованные. И почему нельзя никому говорить о кружке? Что за секрет?»
Но почему-то я постеснялся расспросить Мишу подробнее.
А Миша сказал торжественно:
— Итак, приступим к нашему делу. Чтобы наше собрание прошло последовательно и организованно, выберем председателя и секретаря.
Надо уж сразу сказать: хотя мы и выбрали и председателя (Мишу) и секретаря (Федю) и даже докладчик у нас был (я), наше собрание прошло все же непоследовательно и неорганизованно. Прежде всего, из доклада моего так ничего и не вышло. Оказалось (странная вещь), что разговаривать или рассказывать что-нибудь — это одно, а «докладывать», когда на тебя смотрят и ждут, что ты скажешь, — это совсем другое дело. Как-то и язык во рту начинает плохо ворочаться, и нужные слова забываются. Словом, доклад свой я закончил в полторы минуты. Начались прения, то есть разговоры и споры. Спорил я азартно, да и Миша оказался горячим спорщиком. И только Федя, который по своему спокойному характеру спорил мало, время от времени направлял наши споры. Пожалуй, он и был председателем.
Часа два-три мы так проговорили и, наконец, устали и выдохлись. В «постановлении» мы записали, что организуем «общество дальних плаваний на лодке», что надо достать у кого-нибудь лодку, сделать палатку, парус, достать бечевку, карту Сны, котелок, чайник, топорик и так далее, что во время плавания начальником, «который управляет всеми делами», будет наш председатель Миша, я буду капитаном лодки, которого «все должны слушаться пока в лодке» (я был очень доволен этой должностью), а Федя — экономом и казначеем.
«Постановления» были записаны, когда было уже около шести часов вечера. Мы с Федей решили идти домой.
Когда мы одевались в коридорчике, из большой комнаты было слышно, как о чем-то горячо и очень серьезно говорил Петрусь. Потом несколько голосов сразу перебили его и заговорили вместе, но всех их покрыл властный голос Паши, призывавший к порядку, и снова послышался голос Петруся. «Вот у них настоящее собрание», — подумал я, и мне уже было ясно, откуда Миша узнал, что собрание следует вести «последовательно и организованно».
Прошли каникулы, а через полтора месяца кончились учебные занятия и экзамены. За это время мы с Федей часто бывали у Закатаевых и скоро совсем освоились с ними и чувствовали себя у них как дома.
У Закатаевых по-прежнему собиралась молодежь, а по воскресеньям приезжал Петрусь, пел свои «Ручейки», и в этот день обязательно проходили занятия таинственного «кружка», а нас троих Паша неукоснительно отсылала «к себе». С каждой новой встречей Петрусь нравился мне все больше и больше.
Когда кончились экзамены и мы все трое стали свободными, уже наступило настоящее лето. Мы попытались было приступить к осуществлению нашего проекта и даже сумели кое-что сделать. Тот самый человек с висячими усами, который так энергично управлял хором (его звали Илья Васильевич, и мы уже хорошо познакомились с ним), предоставил нам в полное распоряжение свою лодку. Домашними средствами из половиков и холстины мы соорудили палатку и парус. И, наконец, достали подробную карту реки Сны.
Но дальше этого дело не пошло. Оказалось, что при обсуждении проекта на достопамятном нашем собрании мы совсем упустили из виду, что путешествие вниз по реке на двести верст и обратно вверх займет не менее двадцати дней. В течение этих двадцати дней нам надо что-то пить и есть, а на это понадобится, по крайней мере, по пятьдесят копеек на человека в день, то есть десять рублей на человека. А такой суммы наши домашние дать нам при всем желании не могли.
Как-то, еще во время занятий, я рассказал о нашем проекте Шурке Бутузову, одному из своих товарищей по школе.
Шурка был сыном капитана речного парохода и летом жил дома в селе Людцы, на реке Сне. Мы с Федей нередко бывали у него, рыбу ловили, купались, на лодке ездили и вообще славно проводили время.
Шурка неодобрительно отнесся к проекту.
— Была нужда мучиться, — сказал он сурово, презрительно поджимая губы, — двести верст на себе лодку тащить и под дождем мокнуть. К чему это? Приезжайте лучше ко мне, в Людец, на пароходе или уж на лодке, что ли, коли вам так хочется. Всего тридцать верст. И хватит с вас. На Садки вот еще съездим.
— Что за Садки?
— Вот видишь! Ты и не знаешь. А там, брат, рыба берет во как!
Так наш план дальнего плавания на этот раз и провалился. Когда это выяснилось, я рассказал Феде и Мише о предложении Шурки, и мы решили, не откладывая, ехать на лодке в Людец, пожить дня три на Садках, а затем вернуться в город.