–Так о чем эта сказка? – спросила Анна. Почему-то ни у кого более не возникало такого вопроса, вероятнее всего потому, что если бы их самих спросили бы о том же, то они просто ответили бы, что в ней и так предельно все ясно, что творить зло есть плохо и что воздается всякому такому ужасному существу зло творящему. Уж, наверное, Анна могла понять и это, но вопрос ее явно был в другом.
– Иногда достаточно просто решиться, – ответил Каин. Он то и вопрос ее понял, пожалуй, что один, – бывают всякие трудности, но в большинстве своем они сами нас боятся, стоит только сделать главное – побороть свой страх перед ними. И я вижу, что ты отважная девочка, – Каин тоже ей улыбнулся, – прямо как этот кот.
– Мне приятно такое сравнение, – прошептала Анна.
– А что с жителями Фив? – вставил вдруг Чарли.
– Какое тебе дело, об этом в сказке не говорится, – рассержено проговорил Каин.
– Ты не читал мне таких сказок, – продолжал Чарли.
– А ты и не просил, – отрезал Каин. Все кругом рассмеялись, а Каин вроде бы, даже обиделся, но посмотрев на улыбающуюся Анну, заулыбался и сам.
Тем временем луна уже подступилась к окошку, разгораясь сильнее в сумерках приходящей ночи. В комнате становилось холодно из-за открытого настежь окна, но все же та теплая атмосфера, что находилась среди этой необычной компании, не давала никому замерзнуть. Окно все же прикрыли, впереди ждала еще долгая ночь, бессонная и тяжелая. Тяжелая для всех; для Анны – маленькой девочки, которой предстояло сразить саму смерть, отвагой юного сердца; для Витуса – отца и мясника, в том именно смысле, что этой ночью он отец, как может, никогда прежде, больше чем мясник; для Марека – доктора, который перестал быть лекарем в самое важное для того время, но все же взял на себя полномочия не менее грузные, чем прежние; для Каина, который и задумал все происходящее и без которого ничего бы этого не случилось. Над которым не меньше чем и на Чарли, теперь висел Дамоклов меч, ниточкой отделяя лик спасителя, от лика убийцы. Чтобы означала неудача? А то, что Чарли спасен зря, то, что Каин пошел на шаг представленный может быть дьяволом, и заманен в ловушку бахвальства. В такие минуты самым тяжелым делом было прогнать эту тревогу и еще важнее не показывать ее перед дитем. Каин долго рассказывал истории и сказки, пересказывал уже написанные книги, едва не валясь с края стола, на котором сидел. Ночь так и закончилась под рассказы Каина, на которого, и смотреть было тяжко, так он устал, на него и не смотрел никто впрочем, он сидел боком ко всем присутствующим, рассаженным кое-как по углам и к лежавшей девочке тоже. Боль Анны утихала, и вместе с тем закрывались ее зеленые глаза. С опаской и некоей затаенностью в сердце не ведомо от кого, можно было сказать, что все позади и все обошлось. Так же вкрадчиво ослабляли свою бдительность присутствующие. Витус был единственным, кто не сомкнул глаз до пробуждения дочери. И девочка очнулась.
Был следующий день, впоследствии ставший последним днем спокойствия и безмятежности. О этом дне можно упомянуть разговором, принятым с трех сторон однозначно единой мыслью. В следующий за тем день и началось то, о чем было оговорено ранее. Чарли вышел из дому около полудни и не являлся почти до самого вечера, и пришел не один. Он уходил за больными и привел их, несмотря на неверье и страх. Все трое занялись одним делом, и у каждого была своя задача. Пока Чарли сновал по улицам города в поисках очередного страждущего, пытаясь при этом не попасться на глаза легионерам, Каин с доктором готовились к операции, доктор, стерилизуя склянки и трубки, Каин, читая молитвы.
Самой сложной задачей наградил себя Чарли, убеждать отчаянных людей пусть и проще, но и их надо убедить, а затем еще и привести куда нужно. Когда тебе говорят, что тебе пустят кровь, это лишь усложняет задачу, но обманывать Чарли не хотел. Казалось бы, дело верное и почем только горевать, но, увы, не каждый соглашался легко. До чего же сильна их надежда, порой думал Чарли, надежда на какое-то неизбежное, неминуемое чудо, которое почему-то должно свершиться, была сильнее прямого спасения. Вот же она та самая дверь, ко входу в которую вы стоите, но они не идут, от того лишь, что хотят непременно попасть внутрь, и так надеются попасть туда сразу, что и дверь ту отворить не считают нужным. Чарли водил под руки прокаженных каждый день, а то и по два раза на дню, даже чаще по два. По мере того как поздоровевших становилось все больше молва разлеталась по округе и тайком пробралась в каждый уголок города, уголков тех было не столь много, потому что город был не так велик. Чарли, несомненно, это дало не малое подспорье в его деле, теперь-то люди, наконец, перестали биться головой в стену и нашли двери, но сквозь них им все равно приходилось идти с Чарли. Сдвигая одну сторону, другая все ближе подходила к краю, Каин уставал все сильнее, усталость переходила из физической в душевную. Прежде почти неотрывно читавший молитвы Каин, теперь все больше спал. Глядя на согбенного Каина, не раз печалился Марек. Доктор проводил целые монологи, глядя в окно из дома.