– Что ты хочешь услышать, Мари? Я навеки твой! Давай поженимся…
– Ах, Давид… Ну да, тебе всего восемнадцать. Поэтому, наверное, простительно, что ты так говоришь. Я о другом… но вряд ли ты меня поймешь.
Мимо шла группа ребят. Двое, увидев Мари, остановились:
– Вай, смотри, какая девушка!
Я шагнул вперед. Это был мой район, и здесь я знал почти всех.
– А, это ты, Давид, – узнал меня один из парней. – Пошли ребята, нечего рот разевать.
– Так что такого сверхсложного ты мне хотела сказать, Мари, что я не сумею понять?
– Видишь ли, Давид, у тебя и у твоих друзей слишком жесткое, даже жестокое отношение к людям. Вы, может, и не виноваты, у вас воспитание такое, но это меня пугает. Я не хочу тебя видеть таким. Тебе нужно пойти в церковь, молиться и просить прощения.
– Ты что, шутишь? Крестить меня собралась, что ли? Кажется, бабушка тайком от отца меня окрестила, но в церковь я не хожу.
– Нет, я не шучу. Ладно, Жоко – мерзкий негодяй. Не успел выйти из тюрьмы, как начал терроризировать и меня, и всю улицу. Но это еще не повод так поступать с человеком! Ну, попугали бы его, наказали слегка, но выбивать ему глаз… Мне сказали, что этим глазом он больше не будет видеть. Он фактически стал инвалидом. А ты не думаешь, что он мог бы исправиться, жениться, иметь детей, жить нормальной жизнью? Как ему теперь жить? Сегодня вы могли этого наглого артиста обезоружить, просто отправить домой, но ты сломал ему нос, а твой товарищ чуть его не убил. И неизвестно еще, чем все закончится. Я давно заметила, что в этой стране люди не любят друг друга. Вы готовы ни за что лишить человека жизни, покалечить, унизить. Не дай Бог, ты попадешь в тюрьму или в такую же ситуацию. Ведь с тобой поступят подобным же образом! Ты не допускаешь такой возможности?
– Ну хорошо, а если я, Рафа, другие мои друзья пойдем в церковь, помолимся и попросим у Бога прощения, думаешь, все исправится? Да нас просто примут за сумасшедших. И если я окажусь одновременно неправым и слабым, меня накажут, возможно, хлеще, чем мы Жоко. Если я слаб, я уязвим, Бог и закон тогда не на моей стороне. Здесь любят сильных, а удел слабых – молиться и жаловаться на несправедливую судьбу. В этой стране так было и так будет еще долго. Быть правым, безусловно, хорошо, но этого недостаточно. Надо быть и правым, и сильным, вот тогда, возможно, ты будешь защищен. В случае с Жоко или с артистом мы поступили с ними, как с преступниками, и не сказать, чтобы очень жестоко. Ладно, артиста оставим, он сам напросился. Может, ему даже повезло. Да-да, повезло, не удивляйся! Если бы он успел выстрелить, мог бы меня убить. Тогда он на долгие годы сел бы в тюрьму. Но артист, так или иначе, нормальный член общества. Жоко – совсем другое дело. Кому он нужен? Есть он или нет, кого это волнует? Он же сорняк, человеческий отброс! Поверь, он еще многим попортит кровь и принесет страдания, пока в конце концов не подохнет или в тюрьме, как его папаша, или где-нибудь под забором, или его не убьет такой же подонок.
– Давид, ты сейчас говоришь, как чужой, злобный и жестокий человек! Я начинаю опасаться тебя. Тебе никто не давал права решать, кому жить, а кому умереть, кто преступник, а кто просто несчастный человек. Спасибо, что думаешь обо мне, не даешь в обиду, но не такой же ценой! Ведь есть и другие способы!
– Знаешь, если ты не изменишь своих взглядов на жизнь, на окружающий мир, тебе будет очень трудно, если не сказать невозможно, жить здесь, – парировал я. – Лучше тогда пакуй чемоданы и езжай в страну сердобольных и верующих людей. Или выходи за этого божьего одуванчика-ювелира, как его, Дашяна! Будешь примерной женой, все спокойно, все предсказуемо, улыбайся и ходи в церковь!
– Вот, именно об этом я и говорила! Теперь ты и мою судьбу хочешь решить… Все, поймай мне такси, я хочу домой…
Я остановил проезжающее такси, заплатил водителю, предупредил, что записываю его номер и через тридцать минут, если девушки не будет дома, позвоню в милицию. Пожилой таксист с удивлением посмотрел на меня и успокоил: «Все будет в порядке».
Не попрощавшись с Мари, развернулся и пошел домой. Вошел в подъезд, поднялся до второго этажа, постоял минут пять, потом быстро сбежал по лестнице, поймал первую попавшуюся машину и помчался к дому Мари. Она ждала у калитки. Ни слова не говоря, девушка пошла к себе, я последовал за ней…
Когда проснулся, было уже светло. В углу комнаты в кресле сидела Мари и делала вид, что перебирает свою одежду. Она не смотрела в мою сторону и явно была смущена.