– Который час?
– Уже одиннадцать. Иди в ванную, там все есть, умойся и спускайся в сад, наши уже там.
– А что я скажу твоим родителям? Может, смогу незаметно уйти?
– Нет, не сможешь, они знают, что ты здесь.
– Черт, а мои, наверное, сейчас с ума сходят!
– Все нормально. Рано утром приходил твой брат. Мама сказала, что мы поздно вернулись и ты остался переночевать у нас.
– Послушай, мне ужасно неудобно.
– Да, в общем, ничего особенного не случилось. Всего лишь остался ночевать у девушки.
– Что, у вас во Франции с этим так просто?
– У нас во Франции все просто. Это у вас тут за любую малость готовы убить друг друга.
– Твои родители подумают черт знает что.
– Ну, ты же взрослый парень. Совсем недавно ты мне предлагал жениться, а сейчас смущаешься. Когда-нибудь пора было повзрослеть. Вот ты и повзрослел.
– Нет, Мари, ты все-таки сумасшедшая. Сейчас я спущусь вниз – и как буду смотреть в глаза твоим родителям?
– Можешь извиниться или попросить моей руки. Впрочем, не советую. Я не собираюсь замуж за восемнадцатилетнего студента, который верит, что все проблемы в жизни решаются только силой.
– Думаешь, за эту ночь ты сильно поумнела?
Мне показалось, что Мари сейчас заплачет. Она помолчала минуту, потом спокойным голосом произнесла:
– Наши во дворе, давай спустимся, позавтракаем.
– Послушай, Мари, случилось то, что должно было когда-нибудь случиться, но у тебя это было со мной… с человеком, который любит тебя больше, чем собственную жизнь… обожает тебя…
– Давид, поэт из тебя никудышный. Удары головой тебе удаются значительно лучше.
– Ишь, какая ехидная! Интересно, все полуфранцуженки-полуармянки такие?
– Ну все, умывайся и пошли.
В тот год стояла удивительно теплая и долгая осень, поэтому стол по-прежнему был накрыт во дворе.
– Давид, мой мальчик! – улыбнулась мне мадам Сильвия. – Как я рада, что ты остался переночевать у нас, ведь ночью на улице небезопасно! Позавтракаешь с нами?
Тереза смущенно смотрела то на Мари, то на меня. Мари, все в той же бело-красной спортивной форме, присела на краешек стула и машинально отвечала на вопросы матери и сестры. Вернулся с рынка загруженный продуктами мсье Азат.
– Ну, Давид, как вчера провели вечеринку? Весело было?
– Да, очень весело! Моя двоюродная сестра пела. Она вообще станет известной певицей. Я как-нибудь приглашу вас на ее концерт.
– Танцевали? – спросила Тереза.
– Конечно, а Мари больше всех.
Через несколько минут я поднялся.
– Спасибо, с праздником вас, пойду домой. Мари, до встречи завтра в университете. До свидания, мадам Сильвия, мсье Азат, Тереза!
– До свидания, Давид! Передай привет родителям.
Мари отрешенно сидела на своем месте, не глядя на меня.
Глава 7
– Не кажется ли тебе, что ты слишком рано начинаешь взрослую жизнь? – строго спросила мама, как только я вошел в дом.
Папа, как обычно, сидел в своем кабинете в большом кресле.
– Что это за люди, у которых ты пропадаешь ночами? Как быстро они переманили к себе такого умственно незрелого бычка! – продолжала мама. – Может, они знают, что твой папа – известный человек в республике, а ты – перспективный молодой человек, живущий в четырехкомнатной квартире в центре города? Ты не думал о последствиях? А если родится ребенок? Твоя белокурая волейболистка будет ухаживать за ним? А мне она показалась такой взвешенной, порядочной, искренней девушкой… Как все-таки обманчива внешность!
– Мама, Мари – исключительная девушка, ее родители – добрые, отзывчивые люди, и для них папина должность и наши жилищные условия ровным счетом ничего не значат. У них прекрасный собственный дом с садиком, который нам и не снился. А в Париже у них осталась большая квартира на набережной Сены, на проспекте маршала Фоша, и они мечтают когда-нибудь туда вернуться.
– Прихватив тебя в качестве трофея, – вставила мама.
– Да кому я там нужен со своим смешным школьным французским, со своими амбициями? Я даже помощником портного не смогу работать, разве что сторожем или разносчиком готовой одежды.
– Зато будешь гулять по набережной Сены, о чем ты так мечтаешь, – вмешался в разговор папа, – возить на машине маму Мари, а может, и саму Мари, если она выкроит на это время между волейбольными тренировками. Ты ведь будешь уже человеком не ее круга – охранник, водитель, приживала.
Я уже готов был рассердиться, но вместо этого расхохотался в голос, живо представляя, как, встав на одно колено, по приказу мсье Азата снимаю мерку с клиента; как, посвистывая, иду по набережной Сены, как, сидя за рулем в шоферской фуражке, везу Мари и Сильвию по городу, выскакиваю, открываю дверцы машины, а Мари дает мне указания, глядя куда-то мимо. Все это я словами и жестами изобразил отцу и матери, не переставая смеяться. Через минуту родители уже хохотали вместе со мной. Мама пыталась сохранить рассерженный вид, но это у нее плохо получалось.