У Будушкина вытянулось лицо.
– Я полагал… – начал было он, но оборвал себя. – Конечно, – сказал он сухо, – если вы требуете, я буду молчать.
– Не требую – прошу. Еще не настала пора для открытого контакта. Да я и не имею права вступать в него по своему почину. Это вопрос государственной важности, решать его должны в центре.
Они пожали друг другу руки и расстались.
О СОДЕРЖАНИИ МАРСИАНСТВА
Звонский спал плохо – снились кошмары. Является он в редакцию, а там за столом шефа восседает марсианин с чулком на физиономии, бластером поигрывает. «Нам, – говорит, – надо, чтобы ты сочинил оду о Марсе, да чтоб не хуже, чем у Державина». – «Увольте, я од в жизни не писал». – «Ай-яй-яй, нехорошо обманывать, ничем другим ты и не занимался». – «Как же я напишу, если о Марсе представления не имею?» – «Это не обязательно, ты – поэт, вообрази, как там все прекрасно». – «Не стану я, делайте со мной что хотите!» – «Мы тебя не тронем, не бойся, мы – гуманисты, – хрипит марсианин ласково и манит его пальцем. – Видишь домик там, напротив?.. – прицелился бластером, мелькнула ослепительная вспышка, и от домика осталась груда пепла. – Видишь водокачку?.. – от нее тоже остался пепел. – А там, кажется, новая аптека…» – «Напишу, – заорал Звонский, – напишу оду не хуже державинской!» – и разбудил себя собственным криком. Однако успел еще увидеть, как марсианин, удовлетворенно хмыкнув, стянул с себя чулок, – лицо было чертовски знакомо, но припомнить, кому оно принадлежит, Звонский не смог.
Полежав с минуту, отдышавшись, он поднялся, прошел в ванную, долго держал голову под струей холодной воды. Потом направился в кухню. На газовой плитке закипал чайник. Стол был накрыт к завтраку. Жена сидела за швейной машинкой.
– Доброе утро, Веста, – сказал он. Вестой ее назвал отец, большой любитель латинской древности.
– Здравствуй, – ответила она сухо. – Хочешь есть?
– Вчера я пришел поздно, не хотел тебя тревожить.
– На окне кастрюля с гречневой кашей. Молоко на столе.
– Я тебе должен кое-что рассказать.
– Надеюсь.
– Ты смотрела вчера телевизор?
– Это так важно? Допустим, смотрела.
– Как тебе марсианин?
– Разве там был марсианин?
– Как же, в конце программы «Время».
– Ах, этот кретин с усиками.
– Почему кретин?
– Ну не кретин. Что, он тебе понравился?
– Не об этом речь.
– О чем же?
– Дело в том, что в нашем городе происходят странные вещи… Я подвергся ночью ограблению.
– Не надо шляться по ночам. И потом, почему ты не скажешь: «Меня ограбили»? У тебя варварский язык. А еще поэт!
– Послушай, сейчас ведь ты не на уроке российской словесности. Не воображай, что владеешь словом лучше меня.
– Тебе, Иван, недостает элементарной культуры, чтобы стать приличным поэтом.
– По-твоему, я графоман?
– Я этого не сказала.
– Нет, ты скажи, я графоман?
– Ты профессиональный поэт районного значения. Так все о тебе здесь говорят, сам ведь знаешь.
– Злая ты баба!
– Какая есть. Не огорчайся, бывают ведь не только поэты, но и пенсионеры – республиканские, союзные.
Звонский рассердился и обиделся, как всегда, когда жена ставила под сомнение его дарование. Хотя и понимал, что выпад этот – от настроения. В действительности она ставит его не ниже Евтушенки и считает верхом несправедливости, что его не зовут в столицу и что он вынужден пописывать стихотворные фельетоны в районной газете да изредка публиковать тоненькие лирические сборники в областном издательстве.
– Тебя даже не трогает, что меня ограбили?
– Что грабить при твоих-то заработках!
Эта реплика окончательно вывела Звонского из себя. Но он не успел решить, что предпочтительней: выложить ей все, чего она заслуживает, либо удалиться, хлопнуть дверью и заставить ее терзаться сознанием своей неправоты. Дверь распахнулась, влетел их двенадцатилетний сын Вова. Ссора была погашена или отложена до подходящего случая.
– В чем дело, Вовик, почему ты ушел с уроков? – забеспокоилась мать.
– Нет уроков! – завопил Вова. – Будет война с марсианами. Я иду добровольцем.
Родители переглянулись, ошеломленные. Веста отбросила шитье, вскочила, положила руку мужу на плечо, инстинктивно ища опоры.
– Я тебе покажу добровольца! – поднял голос Звонский.
– Не покажешь. Не имеешь права, когда страна в опасности.
– Кто тебе сказал о войне?
– Все говорят. Алешка Сарафаненко, Верка Дубилова… Где мой лук со стрелами?
«Дубилов! – вспомнил вдруг Звонский свой кошмарный сон. – Его лицо».
– Ты что же, Вовка, на марсиан с луком собрался? Они тебя бластерами аннигилируют в два счета.
– Как ты можешь! – возмутилась Веста. – Это же твой сын!
– Я и забочусь, чтобы он был вооружен как полагается.
– Шутить в такой момент!
– Это не шутки.
– Па, а с чем надо на марсиан? – спросил Вовка.
– С умом надо, милый, с умом. Война с марсианством – это война с предрассудками. Его можно победить только силой разума.