<…> Пусть только новое солнце взойдет еще выше и даст больше света и тепла, пусть ласки его станут более могучими. Нужно только дать время прийти к более спокойной эпохе, и то, что нам сейчас представляется прекрасным резным жезлом Аарона, прорастет и покажет, что оно есть живое древо. Когда теперь так часто говорят о кризисе театра, то говорят это отдельные рафинированные любители. Кризиса нет. Грядущему театру передается целое наследство. Изменяя угол роста новых ветвей, изменяя окраску и густоту их цветения, начнет развертываться театральное народное искусство.
<…> Товарищи, говоря о балете, признаем, что балет, как он есть, уже очарователен; очарователен чарованием музыки и танца, всею этой жизнью и грацией, всей этой яркостью и пластикой. Но, конечно, он может очиститься от тех или иных черт устаревшей рутины, он может проникнуться более высокими человеческими чувствами, более общими глубокими идеями, он может зажечься большим единением с симфонической музыкой, он может дойти до интерпретации самых великих символов человеческой жизни. Нужно ли это или нет? Может ли балет быть отменен в России? Никогда. Но нам нужно иметь не дилетантский балет, а такой, который был бы достижением величайшего из владык – трудового народа. Если, с одной стороны, балет переливает через край своей чаши и скоро устремится к новым достижениям, то и обратно: это не случайность, что народ со всех концов тянется к танцам. Когда наши школы ритмики выпускают некоторое количество руководительниц, у нас их берут с руками. Нет школы, которая не хотела бы преподавать ритмику, мы наблюдаем небывалый наплыв желающих учиться балету. Три-четыре дня тому назад я получил телеграмму1 от известной жрицы того же искусства, от Айседоры Дункан, которая просит разрешения приехать в Россию и взять на воспитание не менее тысячи детей, так как она считает, что именно здесь, в России, ей удастся поставить школу вольного ритма.
Товарищи, если действительно суждено быть этому – а это будет, – что ритмизация жизни сольется с демократией, искусство охватит, как в древности, народные массы, то они будут собираться в какой-то центр, где самые сложные действа, ритмы и танцы будут сочетаться и выявляться в высочайших достижениях и переживаниях коллективного духа в организованных народных празднествах. Вот почему я считаю, что отмахиваться от балета, не понимать его огромного культурного значения – это значит быть близоруким, не видеть того, что ждет нас в ближайшем будущем.
<…> Это будет тем скорее, чем будут меньше мешать заниматься России своим хозяйством и своей культурой. Нет такой силы, которая могла бы сломить нашу власть и отнять те завоевания, которые нами приобретены. Но могут быть силы, которые будут вставлять палки в наши колеса, которые будут останавливать наш прогресс. Эти силы будут сметены с нашего пути, и тем скорее, чем скорее проникнет в сердца всех граждан России сознание, что мы в дружном единении должны развертываться, ибо в развернувшейся России роль науки, искусства будет гораздо большею, чем думают даже самые истинные друзья революции. Товарищи, я думаю, что этот юбилей и эта речь тоже имеют характер символа: здесь отмечается единение новой народной власти с искусством в лице одной из лучших его представительниц.
Да здравствует, товарищи, народный труд, да здравствует великое искусство, да здравствует наша израненная, наша бедная, но крепнущая в силе и красоте социалистическая республика!..2
1921 г.
Айседора Дункан*
Почему Айседора Дункан приехала в Россию? Потому, что ей, как редкому типу самого подлинного художника, претит та атмосфера, которой заставляют дышать каждого человека нынешние буржуазные господа обнаглевшей, оголенной, разоренной, дышащей ненавистью и разочарованием буржуазной Европы.
«Вы знаете Лондон и Париж довоенные, – говорит она. – Они и тогда уже, с точки зрения артистической, представляли собою какие-то шумные и нелепые базары. Теперь они двинулись в этом направлении еще дальше, улетучивается последний идеализм, повсюду торжествует искусство, стремящееся продать себя как можно дороже в качестве более или менее острого или более или менее фривольного развлечения. Артист все больше превращается в шута, забавляющего сухую сердцем публику, а кто не может делать этого, конечно, осужден на страдания или неуспех».
Когда Дункан объявила о своем желании ехать в Россию, поднялся вопль недоумения и негодования. Сначала газеты отрицали этот слух, потом приписали его непростительному чудачеству Дункан, затем начали клеветать, стараясь доказать, что Дункан не нужна больше Европе и Америке и что в Россию гонит ее растущее равнодушие к ней публики.