«…иностранные коммунисты обратились к нам с запросом о предоставлении им к 10-летию Октября материалов эстрадного характера, то есть скетчей для клубной сцены и номеров для живой газеты или просто эстрадных выступлений… Прошу Вас сообщить мне, можете ли Вы откликнуться на этот заказ и приблизительно чем именно…» *
* В ответ Маяковский предложил использовать для этой цели первые главы своей октябрьской поэмы («Хорошо!»), которые уже были им предоставлены ленинградским театрам для создания синтетического представления – «25-е». Поэма была в дальнейшем широко использована в эстрадно-концертных программах.
Хорошо известна высокая оценка Луначарским «Мистерии-буфф», отталкиваясь от которой, по его суждению, можно было бы многое обрести в поисках новых форм современного политического эстрадно-театрального обозрения, гран-спектакля советского мюзик-холла. «Я продолжаю утверждать и уверен, что это в конце концов будет всеми признано, что „Мистерия-буфф“ Маяковского прекрасная буффонада – первый опыт и прообраз настоящей театральной революционной сатиры», – писал он еще в 1920 году, говоря о мейерхольдовской постановке «Зорь» Верхарна22.
Луначарский не только заинтересованно содействует организации концертов-митингов и эстрадных вечеров, насыщенных новым содержанием, отмеченных поисками новых форм подачи художественно-пропагандистского материала, но и сам участвует в подобных поисках. В архиве А. Я. Закушняка (ЦГАЛИ) сохранилась афишка-программа одного из таких вечеров, «Искусство и революция», устроенного 2 августа 1920 года в зеркальном театре «Эрмитажа» Комиссией содействия Западному фронту и ТЕО и ЛИТО Наркомпроса. Исполнение революционных песен, отрывков из оперы Потоцкого «Взятие Бастилии», этюдов Скрябина, увертюры к «Робеспьеру» Литольфа, «Мятежа» Верхарна, стихов пролетарских поэтов хором Юхова, А. Закушняком, М. Мейчиком, Н. Волоховой и др. сопровождалось демонстрацией на экране диапозитивов с полотен «Июльская революция» Делакруа, «Расстрел повстанцев» Гойи, «Перед забастовкой» Муткачи, графики Стейнлейна…
А открывало вечер слово Луначарского23.
Луначарский высоко оценивал средства и возможности эстрады как «живой, легкой кавалерии» агитационно-пропагандистского театра во всем разнообразии концертно-исполнительских форм эстрадных выступлений, будь то концерт-митинг первых лет революции или сборные концерты. Ратуя за организацию эстрадного театра, он менее всего рассматривал такой театр как простую прокатную площадку для отдельных, собранных где-то на стороне эстрадных номеров (к сожалению, ряд новообразованных театров эстрады носили еще тогда, да и ныне нередко носят, именно такой характер). Речь шла о подлинных театрах малых форм, со своей творческой программой и со своими творческими коллективами – о новых театрах миниатюр, театрах обозрений, советском мюзик-холле.
Любопытно при этом, что само появление его программной статьи, о которой уже не раз упоминалось, «Будем смеяться», было связано именно с таким почином. Еще за месяц до ее публикации в «Вестнике театра» появилось сообщение о разработке инициативной комиссией, возглавляемой Луначарским, проекта «первой показательной студии Театра сатиры». 22 марта 1920 года Центротеатр заслушивает его доклад об этом:
«…начала, на которых базируется Театр сатиры, а также обоснование своевременности и необходимости возникновения театра такого типа, – сообщалось в отчете о заседании, – были приведены в статье „Будем смеяться“, напечатанной в предыдущем номере журнала. Центротеатр единогласно признает желательным организацию такого театра…»24.
П. А. Марков, бывший одним из организаторов этой экспериментальной студии, с благодарностью вспоминает, какую помощь оказывал ей Луначарский и в обеспечении помещением и в изыскании средств для оплаты постановочных расходов, преподавателей и т. д.
С большим интересом следил Луначарский и за повседневной деятельностью вновь возникавших затем театров малых форм. Его можно было видеть на спектаклях зародившейся в недрах Студии театра сатиры «Мастерской Фореггера» («Мастфор») с ее остроумными театральными пародиями, буффонадными «парадами», эксцентрическими «танцами машин». Бывал он и в артистическом кабаре «Не рыдай» и на спектаклях перебравшегося с юга России в Москву театра «Кривой Джимми», коллектив которого позднее стал ядром нового театра политических обозрений – ныне уже перешагнувшего полувековой рубеж Московского театра сатиры.