С чрезвычайным интересом относился Луначарский к такому виду театра малых форм, как театр миниатюр, театр одноактных пьес, – и как критик и теоретик искусства и как драматург: литературно-творческое его наследие насчитывает до двадцати «драмолетт», как называл он свои одноактные пьесы, ряд которых с успехом шел на сцене и на эстраде. Публикуемая ниже вступительная статья к подготовленному им к печати, но не увидевшему света сборнику его избранных драмолетт содержит не только увлекательный рассказ об их истории, но и ряд интереснейших соображений о самом жанре, его природе и возможностях, служа тем самым интересам дальнейшего развития этого вида драматургии и эстрадно-сценической культуры.
В свою очередь в продолжающихся и по сей день спорах о путях советского мюзик-холла весомо и значительно может прозвучать голос Луначарского, не раз возвращавшегося к этой теме. И хоть высказывания эти на первый, поверхностный взгляд разноречивы, на деле они подчинены одной и той же мысли.
В ряде статей и рецензий 20-х годов, посвященных поискам новых театральных форм на советской сцене, опытам и экспериментам Мейерхольда, Таирова, Фореггера и других режиссеров, Луначарский с явной тревогой указывал на то, что может принести беспредельное внедрение в театральную практику приемов цирка и мюзик-холла, «мюзик-холлизация театра». Весной 1922 года, выражая резкую неудовлетворенность мейерхольдовской постановкой фарса Кроммелинка «Великодушный рогоносец», Луначарский полемически заостренно писал:
«Для театра как такового, для театрального искусства это – падение, ибо это захват его области эксцентризмом мюзик-холла. Что же, разве плох мюзик-холл? Терпимо, иногда забавно, но что сказали бы, если бы гривуазный канкан стал вытеснять Бетховена и Скрябина на концертах? Все на своем месте…»28.
В дальнейшем, однако, выяснилось, что сказанное тут в раздражении «терпимо» отнюдь не исчерпывает его взгляда на эстрадно-мюзик-холльный жанр в целом, и снисходительное «терпимо» оказалось уточнено значительно более категоричным и одобряющим – «нужно». Года два-три спустя, вновь предостерегая от того, к чему может привести одностороннее увлечение «театром внешнего мастерства и внешнего движения», и вновь подчеркивая, что виртуозные формы «приобретут настоящую силу только тогда, когда будет на сцене умное содержание», Луначарский вместе с тем увлеченно писал, какие интереснейшие и благодарнейшие перспективы для развития и утверждения эстрадного театра большого плана, театра политических обозрений, советского мюзик-холла открывают эти опыты. Некоторые из мейерхольдовских спектаклей (типа «Д. Е.»), возможно, требуют какой-то специальной терминологии, шутливо замечал он и указывал, что эта «мейерхольдия» упирается в «театр-обозрение, аристофановскую комедию, где важен не сюжет, а отдельные блестящие плакаты, слова, пение, всевозможного рода трюки, где суть во всем том, чем театр может быть богат и чем еще обогатится». Это было бы «нечто замечательное, веселое, куда можно пойти отдохнуть душой», веселое и в то же время содержательное, хотя самому этому жанру, напоминал он, тонко ощущая специфические свойства и природу эстрадного искусства, «чужд сколько-нибудь углубленный психологизм».
Высказывания такого рода, сгруппированные под общей рубрикой «На пути к театру-обозрению», развертывают широкую и творчески перспективную программу для создания эстрадного театра большого плана. А сделанное Луначарским попутно замечание («нам такое оружие в высокой степени нужно») сообщает этим суждениям особый практический интерес для сегодняшней эстрадно-театральной практики.
Идя по этому пути, можно создать, – замечал он, – «обозрение-ревю, которое бесконечно превосходило бы то, что делается в этом отношении в Европе». А насколько глубоко и разносторонне знал Луначарский то, что делалось на зарубежной эстраде на протяжении нескольких десятилетий, от первых лет нового века до начала 30-х годов, можно судить по богатейшим наблюдениям, которые содержатся в его интереснейших «парижских письмах» и «путевых заметках», систематически публиковавшихся им в русской и зарубежной прессе в пору эмиграции, а в 20-е – начале 30-х годов – после почти каждой поездки за границу. Эта тема освещалась им и в статьях и в публичных лекциях о современном Западе. Под рубрикой «На зарубежной эстраде» в настоящей книге собраны его высказывания на эти темы, лишь в малой части представленные в других сборниках его произведений.