Как ни странно, но тот коллективно-психологический фактор, который всюду при анализе механизма языковых явлений будет проглядывать как основная пружина этого механизма, действительно есть то, что, говоря грубо можно назвать словами: „лень человеческая или – что то же – стремление к экономии трудовой энергии“»[306].
На большое значение тенденции к экономии неоднократно указывал А. Мартине.
«Языковая эволюция, – замечает А. Мартине, – вообще определяется постоянным противоречием между присущими человеку потребностями общения и выражения и его стремлением свести к минимуму свою умственную и физическую деятельность. В плане слов и звуков каждый языковой коллектив в каждый момент находит определенное равновесие между потребностями выражения, для удовлетворения которых необходимо все большее число все более специальных и соответственно более редких единиц, и естественной инерцией, направленной на сохранение ограниченного числа более общих и чаще употребляющихся единиц. При этом инерция является постоянным элементом, и мы можем считать, что она не меняется. Напротив, потребности общения и выражения в различные эпохи различны, поэтому характер равновесия с течением времени изменяется.
Расширение курса единиц может привести к большей затрате усилий, чем та, которую коллектив считает в данной ситуации оправданной. Такое расширение является неэкономичным и обязательно будет остановлено. С другой стороны, будет резко пресечено проявление чрезмерной инерции, наносящей ущерб законным интересам коллектива. Языковое поведение регулируется, таким образом, так называемым „принципом наименьшего усилия“; мы предпочитаем, однако, заменить это выражение, предложенное Ципфом, простым словом „экономия“»[307].
Роль закона уменьшения произносительных затрат в развитии и изменении языков очень значительна. Это положение может быть доказано и подтверждено многочисленными примерами. Принцип экономии физиологических затрат ярко проявляется в ослаблении участков напряжения. Если рассматривать звуки языка как отдельные элементы потока речи, то, наряду со слабыми участками, представленными слабоартикулируемыми звуками, в этом потоке существуют участки напряжения, т.е. звуки и их сочетания, произношение которых связано с большей затратой усилий. В самых различных языках мира достаточно хорошо прослеживается тенденция к ослаблению участков напряжения.
В истории многих языков мира наблюдалась тенденция к устранению долгих гласных, поскольку произношение долгих гласных связано с большей затратой физиологических усилий. Например, достаточно хорошо доказано, что индоевропейский праязык различал долгие и краткие гласные. В современных индоевропейских языках эти различия утрачены в новогреческом, армянском, восточнославянских, польском и южнославянских языках. Долгие и краткие гласные существовали также и в тюркском языке-основе. Различие долгих и кратких гласных в настоящее время полностью утрачено во всех тюркских языках, за исключением якутского и туркменского.
В уральском языке-основе, по предположению некоторых лингвистов, различались долгие и краткие гласные. В некоторых уральских языках, например, в марийских, мордовских и пермских, это различие утратилось.
Иногда в качестве средства ослабления участка напряжения, создаваемого долгими гласными, может выступать их сужение. В древнееврейском а, несущее на себе ударение, превращалось в о. В истории английского языка долгое закрытое е превращалось в i. Участок напряжения, создаваемый долгим гласным, может быть ослаблен путем превращения его в краткий дифтонг, ср.-др.-англ. hūs ʽдомʼ, совр. англ. haus, ср. тюркск. праязыковое jōl ʽдорогаʼ, якут. suol.
Дифтонги довольно часто превращаются в монофтонги, например, au может превратиться в о, ei – в i и т.д. Геминаты часто упрощаются, ср. др.-гр. γραμμα ʽписьмоʼ, совр. гр. γραμα, часто упрощаются в истории языков придыхательные смычные, т.е. gh переходит в g, kh – в k и т.д. Группы согласных также довольно часто упрощаются, например, латинск. luna ʽлунаʼ когда-то звучало как louqsna, лат. posco ʽтребуюʼ происходит из porcsco.
306