«Академику Н.Я. Марру принадлежит исключительная по своему значению заслуга перед передовой советской наукой: он построил на основах диалектического и исторического материализма новое учение о языке, представляющее собой научную систему, диаметрально противоположную буржуазному идеалистическому языкознанию»[1].
Роль борца может выполнить только такая научная лингвистическая теория, которая обеспечивает правильное и более глубокое понимание сущности языковых явлений. Если теория не обладает этими качествами, она не пригодна для борьбы с идеалистическими теориями. Значение марксистского языкознания состоит в том, что оно дает ключ к более правильному пониманию языковых явлений. Однако марровское учение такого ключа не давало. Поэтому оно не может быть названо марксистским языкознанием.
По мнению некоторых советских лингвистов (В.И. Абаев, Р.А. Будагов и др.), лингвист-марксист – это прежде всего ярко выраженный гуманист, рассматривающий язык как сугубо человеческое явление и не допускающий его дегуманизации, т.е. изучение языка структурными методами[2]. Однако совершенно очевидно, что в данном случае провозглашается крайность. Язык настолько сложное и многогранное явление, что вряд ли его можно всесторонне изучить, пользуясь только одним методом.
О.С. Ахманова заявляет, что
«советскому языкознанию (структурализм в него не включается) чужд подход к языкам как своеобразным анонимным структурам, изучаемым вне всякой связи с тем человеческим коллективом, который является его носителем и от общественной структуры которого и исторических условий существования этот язык не отделим»[3].
Здесь скрыто какое-то явное недоразумение. Можно привести буквально сотни различных описательных грамматик, изданных в СССР, в которых язык описывается именно как анонимная структура. Об истории народа в них нет даже речи. Это совершенно естественно. Есть такие аспекты языка, когда язык можно рассматривать вне истории говорящего на нем народа. Многие лингвисты давно сделали вывод, что синхронную систему языка и функции ее элементов можно изучить не обращаясь к истории народа, о чем свидетельствуют многие тысячи описаний самых различных языков мира. Не марксист тот, кто полностью отрицает какую бы то ни было связь с историей народа, но таких людей нет даже среди самых последовательных структуралистов. Лингвист, усматривающий эту связь в любом явлении языка, попросту является вульгаризатором.
Не трудно заметить, что все охарактеризованные попытки определить основные признаки марксистского языкознания не являются удачными. Не являются удачными они хотя бы потому, что авторы их, пытаясь определить основные особенности марксистского языкознания, исходили не из опыта изучения языков, а устанавливали их априорно.
Для того чтобы получить ответ на вопрос, что такое марксистское языкознание, необходимо выделить самую главную особенность, которая определяла бы все его остальные особенности. Марксизм не отделим от материалистического мировоззрения. Материалистическое мировоззрение определяет в марксизме все. Следовательно, материалистический подход к явлениям языка составляет самую главную и основную особенность марксистского языкознания.
«Материалистическое мировоззрение, – говорит Энгельс, – означает просто понимание природы такой, какова она есть, без всяких посторонних прибавлений»[4].
Применительно к языку это определение может звучать:
«Материалистически понимать язык – это значит понимать его таким, каков он есть без всяких посторонних прибавлений».
Иногда пытаются истолковать это важное высказывание таким образом, будто Энгельс призывал исследователей ограничиться непосредственным наблюдением предмета, не прибавляя к нему ничего другого.
Существует довольно наивное мнение, будто бы непосредственное наблюдение уже само по себе может обеспечить правильное, материалистическое понимание явлений языка. Но это, к сожалению, ложное понимание. Непосредственное наблюдение не является гарантией того, что исследователь не станет на ложный путь и не будет совершать никаких ошибок. Все авторы различных идеалистических теорий в языкознании в большинстве случаев начинали именно с непосредственного наблюдения.
Уже сам прогресс науки говорит о том, что подлинная наука далеко уходит за рамки непосредственного наблюдения, открывая в предмете все новые и новые его свойства, которые часто человеку не даны в непосредственном наблюдении. Энгельс, характеризуя материалистическое мировоззрение, указывает на то, что это просто понимание природы такой, какова она есть без всяких идеалистических добавлений, искажающих ее действительную сущность. Очень хорошо сказал по этому поводу в свое время Г. Гегель:
1
2
3