«Мы можем предполагать, что общее принятие символа осуществляется скорее через процесс возникновения индивидуальной инновации и ее постепенного распространения, а не как акт массового творчества»[233].
Всякая ассоциация требует известной инициативы и должна иметь определенную направленность. Совершенно естественно, что у разных индивидов, принадлежащих к одному языковому коллективу, а также у индивидов, говорящих на разных языках, расположенных в разных точках земного шара, не может быть одинаковых ассоциаций, когда они пытаются создавать новые слова и формы, хотя возможность случайных конвергенций при этом не исключена.
Этим также объясняется неодинаковое членение в разных языках континуума окружающего нас мира. Какой-то носитель ненецкого языка выделил слово ямд, означающее ʽветка хвойного дереваʼ, а русский остался к такому выделению совершенно безразличным. Немец разделяет два слова Finger ʽпалец на рукеʼ и Zähe – ʽпалец на ногеʼ, Knochen ʽкость животныхʼ и Gräte ʽкость рыбыʼ, хотя русский, не испытывая каких-либо особых затруднений, довольствуется при этом двумя словами – палец и кость.
Следует особо подчеркнуть, что такое неодинаковое членение существует только в процессе лингвокреативного мышления.
Возможность лингвокреативного мышления отвергается нашими философами.
«Различая логические и семантические формы мышления, – замечает П.В. Чесноков, – борясь против их отождествления, не следует впадать в противоположную крайность и доходить до их метафорического разрыва, до их отнесения к разным формам мыслительной деятельности – языковой и надъязыковой, что было присуще психологическому направлению в языкознании (А.А. Потебня и др.) и в последнее время частично проявлялось в концепции двух сфер преломления действительности при ее отражении – сферы мышления и сферы языка (ссылка на книгу Общее языкознание, 1970, с. 80 – 81). Логические и семантические формы существуют в неразрывном единстве, как две стороны единого процесса организации мысли, протекающего в одной сфере языкового мышления»[234].
Однако лингвокреативное мышление все же существует. Критики этого положения совершенно забывают, что человеческое мышление не только отражает окружающую действительность, но и участвует в создании языка.
Отличительная особенность создания языка состоит в том, что практически язык никогда не создается на пустом месте. Он создается всегда при наличии некоторого количества слов и форм оставшегося от предыдущего состояния. Этот остаток обладает двумя характерными особенностями: с одной стороны, он играет роль материальной базы для создания в языке нового, с другой стороны, он в известной степени ограничивает сам процесс лингвосозидательного мышления, ставя его в определенные условия. Сказанное выше может быть пояснено конкретными примерами.
Чтобы язык мог функционировать, необходимо наличие звуковых комплексов. Люди, создающие язык, пытаются какое-либо понятие связать с звуковым комплексом. Для этого необходимо найти в самом понятии какой-либо признак и ассоциировать его с каким-либо другим понятием, которое уже в данном языке связано с определенным звуковым комплексом. Человек обычно использует этот признак для звукового выражения нового понятия.
Какой-то древний индоевропеец познакомился с новым для него видом дерева, имеющим кору белого цвета. Он связывает это новое для него понятие с прилагательным белый, которое в индоевропейском праязыке звучало как bherǝg. Это слово и послужило как название дерева, известное в индоевропейских языках под понятием рус. береза, лит. beržas, нем. Birke и т.д. Не будь этого прилагательного в индоевропейском праязыке, береза могла иметь какое-то совершенно другое звучание.
Русское слово сердце этимологически связано с др.-гр. καρδια, лит. širdis, др.-ирл. kride, арм. sirt, которые восходят к индоевропейскому корню *kerd или *kṛd, означающему ʽсерединаʼ.
Наличный языковой материал может в известной степени накладывать известное ограничение при создании новых слов и грамматических формул.
В русском языке невозможно создание настоящего времени типа английского Present Continious Tense, например: J am working ʽя работаю в данный моментʼ. Этому мешает, во-первых, отсутствие в русском языке форм настоящего времени глагола «быть». Во-вторых, употребление причастия настоящего времени в предикативной позиции для русского языка не типично.