О состоянии мышления первобытного человека можно судить только сугубо гипотетически. Конечно это было очень примитивное мышление, но вполне логическое. Круг понятий, по-видимому, был не велик. По сравнению с мышлением современного человека оно было менее абстрактным, точнее говоря ему была чужда степень более высокой абстракции. Связи между понятиями отражали главным образом естественные связи.
Каких-либо устойчивых морфологических коррелят у этого типа мышления не было, так как сами средства выражения в морфологии и синтаксисе всегда более или менее случайны.
Однако наблюдения показывают, что некоторые языковые особенности все же тяготеют к более древним эпохам.
В некоторых языках существуют так называемые именные классы. Например, в языке суахили класс, характеризующийся префиксом -m, означает названия людей, класс с префиксом -ki – названия вещей, класс с префиксом -n характеризует название животных, класс с префиксом -ji – название плодов и т.д. Неким подобием классов языка суахили являются роды в индоевропейских языках. Любопытно отметить, что ни классы имени в африканских языках, ни роды в индоевропейских языках, не представляют собой развивающиеся категории. В ряде современных языков роды совершенно исчезли. Это свидетельствует о том, что классные деления имен существительных были порождены древними особенностями человеческого мышления, когда большее внимание обращалось на специфические свойства предметов. Можно также предполагать, что в условиях жизни первобытного охотника классное деление имело определенную практическую значимость.
Современное, более абстрактное мышление людей, по-видимому, в нем уже не нуждается, так как иными стали принципы классификации предметов, классы перестали быть значимыми в жизненной практике людей.
В глубокой древности от основ личных местоимений в уральских языках формы местных падежей не образовывались, потому, что древние люди не могли абстрагировать пространственные отношения от атрибутов человеческого тела. Выражение во мне, в тебе передавалось как в моей внутренности, в твоей внутренности. В языке эта особенность нашла выражение в виде так называемых послелогов с притяжательными суффиксами, которые иногда неправильно называют послеложно-личными местоимениями. Например: коми-зыр. вылам ʽна мнеʼ, вылад ʽна тебеʼ, венг. veled ʽс тобойʼ, hozzám ʽко мне; луг.-мар. воктенем ʽвозле меняʼ и т.д.
В связи с развитием абстрактного мышления древний способ заменялся новым. Сначала были созданы гибридные образования. Например, в ненецком языке послелоги с притяжательными суффиксами могут сочетаться с личными местоимениями: мань нядан (и) ʽот меняʼ, пыдар няданд ʽот тебяʼ и т.д.; ср. аналогичное явление в марийском языке: луг.-марийск. мый денем ʽсо мнойʼ, тый денем ʽс тобойʼ и т.д. В мордовских языках также происходила своеобразная гибридизация старого и нового способов. Здесь возможно образование форм местных падежей от личных местоимений, и к этим формам дополнительно присоединяется притяжательный суффикс: эрзя-морд. тонь-сэ-ть ʽв тебеʼ, сонь-сэ-нзэ ʽв немʼ и т.д. В прибалтийско-финских языках этот процесс зашел еще дальше. Например: эст. minus или mus ʽво мнеʼ, temas или tas ʽв немʼ, hänez ʽв немʼ и т.д.
Вряд ли можно сомневаться в том, что сам факт невозможности образования местных падежей от основ личных местоимений отражает некий древний этап развития мышления, когда оно было менее абстрактным, было связано с большей наглядностью и конкретностью. По мере дальнейшего развития уральских языков это явление не повторяется, а видоизменяется и утрачивается, что, по нашему мнению, свидетельствует о его архаичности.
Характерным для некоторых финно-угорских и тюркских языков является наличие так называемых мимем или особых наречий, звукосимволически передающих различные особенности глагольного действия, например, в марийском: вуж-вуж – о шуме ветра, вур-вур – о шуме колес, вий-й-й – о писке комара, гож – о звуках при погрузке песка, кочыр-р – о скрипе саней, лики-луки – о чем-то, имеющем изгибы, пуч – о движении неуклюжего человека и т.д.; в удмуртском: дымбыр-дымбыр – выражение шума и стука падающего твердого предмета, жынгыр-жынгыр – подражание колокольчику; в чувашском: йал – о неожиданном энергичном воспламенении, йарр – о падении звезды, танкар-танкар – подражание журчанию воды, в татарском шатыр-шатор – подражание звуку хрустящей травы, татырр – подражание шуму мелких камней, высыпанных на землю, лопор-лопор – подражание шелесту сухих листьев и т.д. Это явление нельзя назвать перспективным в своем развитии, поскольку новые мимемы не появляются.