По крайней мере, было ясно, что Рон для неё важен. Из-за него она злилась и плакала, о его отсутствии горевала. Теперь, при свете дня, эмоции из сна поблекли, но чувственная память о Роне оставалась такой же яркой, как его образ, мысль о нём увлекала её, как особенно хорошо прописанный персонаж книги. Слова Рона мало что значили, но тот факт, что он находился рядом с ней, свидетельствовал о его истинных намерениях гораздо красноречивее.
Вполне возможно, что Рон ненастоящий — да, совсем как персонаж книги.
Нет, с упавшим сердцем, в отчаянии думала Гермиона. Он должен быть настоящим. Что делать, если он окажется ненастоящим? Если всё это окажется ненастоящим?
Шесть лет ей понадобилось на то, чтобы вспомнить его имя. Она не откажется от него так просто.
Уже перевалило за полдень, и Гермиона успокаивалась тем больше, чем ближе подходила к звёздочке на карте. Сердце вдруг замерло: впереди показался обнесённый каменными стенами фруктовый сад с равно отстоящими одна от другой голыми яблонями. Странные картинки замелькали у неё перед глазами: вот она лежит, растянувшись под зелёными ветвями, читает книжку, коротает дни детства с безликими друзьями. Друзья смешат её, она игнорирует их призывы поиграть в какую-то спортивную игру, побросать мяч. Вот они охотятся за садовыми вредителями вместе Косолапкой, вот родители друзей провожают её на поиски приключений… Нелепые мизансцены, словно сошедшие со страниц книг Энид Блайтон[1]: слишком радостные, слишком счастливые — они никак не могут быть настоящими.
— Рон, — снова сказала Гермиона, смакуя короткое слово, и прошла в садовую калитку Норы.
— А, славно, вы вернулись!
Миссис Джонс с поразительной скоростью вылетела в прихожую, поправляя очки. Генри следовал за ней по пятам.
— Не знаете, Гер… моя спутница ещё не вернулась? — спросил Снейп, поддевая один ботинок носком другого и пытаясь удержаться на ногах.
— Не вернулась, — ответила хозяйка. Она вытащила из кармана карточку и вручила Снейпу, держа её между большим и указательным пальцами. — Кое-кто приходил и оставил для вас кое-что.
Заломив бровь, Снейп взял карточку, оглядел.
— Это же ваша визитка.
Миссис Джонс махнула рукой.
— На обороте.
Снейп перевернул карточку.
— Номер телефона, — сухо констатировал он.
— Такой милый мальчик. Очень симпатичный, примерно того же возраста, что ваша подруга. Чёрный. Можно так говорить, нынче-то? Чёрный?
Снейп не ответил.
— Чего он хотел?
— Просто поговорить с вами.
— Он что-то продавал?
— Да вроде нет. — Миссис Джонс пожала плечами. Она замолчала, втянула носом воздух, как собака, напавшая на след. — Вы пили?
— Я гулял, — сказал Снейп, надеясь, что язык у него не заплетается. Обслуживающий персонал паба в Лощине Тьмы сегодня был приветливее и не жалел эля. Официантка даже разбудила его, когда он умудрился задремать, привалившись к стене, и едва не пропустил последний автобус.
Непродуктивный получился день.
— Хорошо погуляли? — всё любопытствовала миссис Джонс.
— Он сказал, как его зовут? — Снейп крепко сжал карточку в кулаке.
— Вы знаете, не припомню, — ответила миссис Джонс, щурясь и сдержанно улыбаясь. Пёсик заскулил. — Не дай вам бог дожить до моего возраста, — поделилась она, взмахом руки утихомиривая животное, — я теперь просто открывалка для консервов.
Она скрылась в кухне. Генри проскользнул вперёд хозяйки, стуча когтями по полу.
Снейп взглянул на карточку, на вмятины, оставленные на бумаге его пальцами. Затем снял трубку с телефонного аппарата в прихожей и набрал первую цифру номера.
***
— Нашли его?
Тот же самый водитель принял у неё билет и пробил его так же ритмично и равнодушно.
— Да, — сказала Гермиона.
— Быстро вы обернулись, — заметил он.
Гермиона прошла в конец автобуса и уселась прямо на любимое место Снейпа, едва чувствуя спиной сиденье. Она прошагала восемь миль, но не стёрла ступни, и ноги не болели. Водитель закрыл двери, тронулся с места. Гермиона прижалась головой к запотевшему стеклу, совсем как Снейп тогда, и слушала свое хриплое дыхание.
Она не совсем понимала, чего она ждала. Само название — «Нора» — вызывало столько ассоциаций: хоббичья норка с круглой зелёной дверкой, открывающейся в бунгало с низким потолком, или (интересно, с чего бы) что-то вроде старой пивоварни, из тех, по которым водили её родители во время загородных поездок: слепленные кое-как старые дома, строившиеся по кускам, росшие вверх и вширь по мере растущей потребности в пространстве.
Точно так же Гермиона рассчитывала, что на этом автобусе (если она вообще поехала бы обратно, а не поселилась бы навеки в Норе, среди людей, которые её знают, понимают, хотят быть с ней) будет вместе с ней ехать Рон. Что он будет разговаривать с ней, напоминая обо всем, что она потеряла, и помогая вспомнить всё, что она забыла. Что она усадит его в их со Снейпом комнате, и Рон им всё-всё расскажет. Что камень с её души упадёт, а этот мир померкнет и растворится, и останется только чистое, правильное, хорошее и доброе.
Но.
Но… Рона там не было.
Рона не было нигде.
Не было Норы — ни построенной как попало хибары, ни аккуратного домика. За калиткой Гермиона увидела только коровник, старый каменный свинарник, используемый в качестве кладовой, да свежую постройку под названием «Горностаево гнездо». В доме жили двое неприветливых рабочих, чьих познаний в английском хватило лишь на то, чтобы сказать ей, во-первых, что никакого Рона тут нет и никогда не было, а во-вторых, чтобы она сваливала нахрен с их земли.
И теперь у Гермионы было такое чувство, что проклятый водитель автобуса ожидал увидеть её с надувным бойфрендом подмышкой.
«О господи», — несчастно думала Гермиона, переправляясь с автобуса на автобус, с автобуса на поезд. В её голове заезженной пластинкой крутилась одна мысль: «Что скажет Снейп?»
Сбагрит её специалистам, так же, как родители в своё время.
Отречётся от неё.
Назовет её сумасшедшей, на сей раз всерьёз.
Она пнула мусорную урну на улице в Бристоле — то есть, попыталась пнуть: урна была привинчена к тротуару, и остаток пути домой у Гермионы болела нога. Но ей было плевать. Она едва заметила бы, даже если бы ушибленную ногу переехала машина.
К тому времени, как она добралась до пансионата, уже стемнело. Никто не выглянул в прихожую, когда Гермиона открыла входную дверь, слишком сильно гремя ключами и вызывая у себя самой головную боль. Дом был погружён во мрак, горел только фонарь у входа.
Гермиона оставила ботинки у двери, поднялась по лестнице, согнув ступню так, чтобы кровь, просочившаяся сквозь носок (ноготь сломала), не запачкала ковер. Под дверью спальни виднелась полоска света.
Она сглотнула, хотя во рту не оставалось слюны. Пальцы потянулись к ручке двери.
Снейп её опередил.
— Мне показалось, я услышал, как вы поднимаетесь, — сказал он, распахивая дверь. Снейп не взглянул красноречиво на пустое пространство рядом с Гермионой, не стал допытываться, не стал даже дожидаться, пока она заговорит.
— К вам тут кое-кто пришёл. — Снейп отодвинулся, жестом веля ей заходить.
Гермиона не сдвинулась с места. За Снейпом открылась комната: украденные ею из библиотеки книги были разбросаны по ковру, некоторые из них были открыты на произвольных страницах, другие стояли переплетом вниз, приткнувшись к предметам обстановки, будто их пинком отбросили в сторону.
У окна стоял молодой человек, слабо освещённый тусклым мерцанием Снейпова ночника.