Она поистине была матерью своей дочери.
— Уверены, что мне волноваться не о чем? — спросил бармен. — Похоже было, что она чуток не в себе.
Гермиона не обратила на его слова внимания и поднялась в свой номер, радуясь, что он хотя бы не отправился за ней следом. У неё одеревенели ноги, слегка зажатые в обуви и замерзшие. В ушах всё ещё гулко звенел голос Дина. «Это была ты».
Покопавшись в своём рюкзаке, она оставила на комоде две двадцатифунтовые бумажки — на всякий случай. Сложила свои немногочисленные пожитки обратно в сумку и затолкала полупустой Снейпов рюкзак в передний карман собственного рюкзака. Оставив дверь незапертой, а ключ на тумбочке, она прокралась к двери, пока бармен громко сетовал на телевизор, который не мог поймать ни одного канала.
Дождь усилился. У Гермионы жгло в горле от студёного воздуха. Она подняла воротник, защищаясь от колючего ветра. Её опять начинало пошатывать, вернулось легкое головокружение, но она сосредоточилась на своих ногах, заставляя их двигаться: поднять ногу, опустить ногу, вперёд, только вперёд, на холм Торкмида, мимо тёмных витрин магазинов, гладя обертку шоколадных лягушек в кармане.
Заброшенный домик выглядел зловеще в штормовой тьме, серый, призрачно-грозный, проглоченный колючими зарослями. Гермиона смотрела на него, опершись на турникет, пока переводила дыхание, и её нехорошо мутило. Слова Дина продолжали звенеть у неё в ушах, отдаваясь в мозгу эхом, дрожью — такие странные, такие знакомые: «Жили-были три брата, повелевавшие Смертью».
— Это не те же самые три брата, что в первой, — сказала Гермиона.
— Не те? — переспросил Дин.
— Нет, это не могли быть они — ведь двое из них уже были мертвы.
— Точно, — протянул Дин. — Ну, я не знаю. Это твоя сказка.
Дождь в деревьях зашумел громче, ночная тьма сгустилась. Батарейка Гермиониного телефона умирала, но выбора не было — нужно было осветить путь слабым фонариком. Роща была густая, тропинка мокрая и заваленная ветками. Гермиона старалась держать себя в руках, а ухо востро. Нужно было убедиться, не сошел ли Снейп случайно с тропы, не свернулся ли куда-нибудь, укрываясь от ночных опасностей. Вначале она была слишком занята своими мыслями, чтобы паниковать, но теперь паника поднималась в ней, разыгрывая перед воспалёнными лихорадкой глазами картину ужасной судьбы Снейпа. «Чума их прикончила», — сказал бармен, и Гермиона представила себе замок, усеянный гниющими телами и костями. И потерянного Снейпа среди них. «Всех до единого».
Голос Дина звучал по телефону гладко и чётко, несмотря на помехи, будто он читал вслух: «Три брата были всемогущи в мире магии. Но страну по-прежнему раздирали конфликты за власть и территорию, и у Смерти, собиравшей души их друзей, было достаточно дел».
— Магии, — выдохнула Гермиона.
— Магии, — подтвердил Дин.
Испуганные голуби вспорхнули с веток у неё над головой, вдали послышался пронзительный лисий лай. Гермиона закашлялась, начала задыхаться, споткнулась о торчащий корень и оперлась о дерево.
Стояло безмолвие после битвы, тишина, приносимая острием вонзающегося в плоть ножа. Братья наткнулись на тело друга, но Смерть запаздывала, бродя по полю битвы, собирая души в свой переполненный мешок.
«Мы не можем позволить Смерти забрать его, — сказал один из братьев остальным. — Только не его. Мы стольких уже потеряли».
«Но мы должны, — ответил младший брат. — У нас нет выбора».
«У нас есть выбор, — возразил старший. — У нас есть власть».
Лес поредел. Телефон Гермионы пискнул на последнем издыхании. Ветер стих, замер, словно затаив дыхание.
— Снейп? — позвала она, и вдалеке в багровой ночи проявились темные очертания, щербатые контуры обвалившихся камней.
Замок.
Но Смертью повелевать нелегко. Когда она явилась за душой, как всегда являлась, братья взмолились за друга, изнурённые своими потерями и измученные тяжким бременем своей магии.
— Снейп, — ещё раз позвала Гермиона, — Северус?
Только тихий свист ветра и уханье совы в ответ. Она приближалась к замку, замедляя шаг и ощущая странную тяжесть внутри, похожую на разочарование — словно она пришла домой и обнаружила, что дом сравняли с землёй. И это они искали? Серые каменные руины, воспоминание о величии, обернувшееся тенью, черной кляксой.
— Северус? — она не заметила даже, как хрипит её голос, ибо порыв ветра ударил вдруг так сильно, что проглотил имя целиком. Она попыталась крикнуть опять, но голос сорвался на первом же слоге.
Направив фонарик на землю, Гермиона осмотрела мёртвые комки травы. В грязи видны были смазанные отпечатки ног. Она сглотнула и пошла по следам, осторожно выбирая дорогу и стараясь не упасть.
И стали они торговаться. Братья предложили свою ставку, и Смерть приняла её. Но Смерть была хитра. Она не отпускала души без обмена — и в конечном счёте, не отпускала души вообще. Братья не знали, что заключённая ими сделка подарит Смерти весь мир.
«Я не верю в привидения», — сказал бармен, но в вихре ветра и мерцании красного света Гермиона могла их легко представить — перламутрово-прозрачные фигуры, скользящие по камням, туманные дымки, парящие сквозь бойницы и дверные проёмы. Сгущающийся, принимающий формы туман, парящий над склизким серым камнем.
— Снейп? — повторила она шёпотом, и нога её ткнулась во что-то мягкое.
Свет фонарика упал на нечто, похожее на большой узел, лежавшее у подножия лестницы, свернувшееся клубком, завернутое в чёрную шерсть.
У Гермионы перехватило дыхание, и туман как будто рассеялся, развеялся, пока не остались только она и её частое хриплое дыхание, и ночной холод.
И Северус Снейп, безмолвно и неподвижно лежавший на земле у её ног.
========== Хижина ==========
— Северус!
У Гермионы едва не подкосились ноги, когда она присела на корточки, чтобы отыскать хоть участок кожи: лицо, руку, нащупать пульс. Пальто спутывало его, влажная чёрная шерсть обворачивала его как саван. Фонарик погас, телефон отключился, глаза Гермионы с трудом привыкали к темноте ночи в скудном лунном свете, отражаемом штормовыми облаками.
Во рту у неё пересохло, в горле запершило вдруг ещё сильнее, будто его изнутри кололо кончиком ножа. Она почему-то вспотела, испугавшись, что если даже она найдет пульс, это ничего не будет значить.
— О Господи, — прошептала она, бранясь и молясь одновременно. Она наконец нащупала холодную влажную кожу — палец. Добралась до ладони, запястья — кости не сломаны, и никакой реакции. — Северус! — прошипела она снова и с силой прижала пальцы к кости.
И задержала дыхание.
Сердце ещё билось. Её глаза приспособились к темноте ровно настолько, что она разбирала, где верхняя часть его тела, а где нижняя. Она нашла его плечи и перевернула его на спину. Бледное лицо отсвечивало бледно-голубым, губы были чуть приоткрыты. Гермиона подалась вперёд над его грудью, стараясь не очень сильно давить на него, и поднесла ухо к его рту. Резкий порыв ветра пролетел сквозь развалины, цепляясь за её пальто, за их волосы.
Она разъярённо выругалась, едва не рыдая, и сложила ладони лодочкой вокруг губ Снейпа, приложила ухо. Снова задержала дыхание, прислушиваясь.
Гермиона со вздохом опять присела на корточки.
Снейп был жив. Он дышал, и пульс у него был ровный и медленный. Он лежал без сознания. Определить точно было невозможно, но раненным он не выглядел — конечности не были повернуты под странным углом, ни крови не видно, ни ссадин. Она решительно ощупала его лицо — никаких припухлостей.