— Мне лучше, — сказал он, прежде чем она успела спросить. Он согнул одну ногу в колене, как бы в доказательство своих слов, и немедленно уронил её обратно на пол.
— Это не ответ на мой вопрос.
— Нет, — Снейп повертел в руках пустую чашку, отодвинул её в сторону и начал рисовать в грязи, втирая в камень треугольник, круг и линию.
— Ну и? — настаивала она.
— Что такое грязнокровка? — Снейп растянул губы в презрительном оскале.
Гермиона вздрогнула и сказала:
— Не знаю.
— Звучит не очень вежливо, — сказал он.
— Не очень, — согласилась она.
Снейп беспокойно заерзал и прикрыл глаза.
— Худшие мгновения своей жизни, — сказал он. — Вот что я видел. А вокруг темнота.
«Я думала, что никогда больше не почувствую себя счастливой», — подумала Гермиона.
— И кое-что, чего никогда не было на самом деле, — торопливо добавил он, прежде чем она могла задать ещё вопросы. Его палец опять двигался по грязи, рисуя две параллельные линии, изгибающиеся сверху, соединяясь и продолжаясь, как вилочка. — Что произошло с вами? — спросил он, изображая рассеянность. — В Неверном Доме.
— Я же рассказывала вам, — сказала Гермиона.
— Некоторые детали, — ответил он. Оторвавшись от своего творения, Снейп потянулся грязной рукой в её открытую сумку, вытащил дневник с ручкой и, открыв одну из немногих оставшихся чистых страниц, зарисовал треугольник, круг и линию. Затем просто круг, ещё и ещё, в столбики, как ряды кнопок.
— Вы почувствовали то, чего никогда не чувствовали. Мрак, удушье, боль.
Гермиона слегка кивнула и шмыгнула носом, упрямо глядя в пламя.
— Чувство вины?
Она рывком подняла голову, встретившись с ним взглядом.
— Нет?
Она покачала головой.
— Наверное, вы никогда не делали ничего плохого, — горько заметил Снейп.
— В тот момент ничего на ум не пришло, — точно таким же тоном ответила Гермиона.
Вздохнув, Снейп захлопнул дневник, убрал его в свою сумку, затем порылся в кармане пальто.
— У меня для вас кое-что есть, — сказал он.
Она нахмурилась. Снейп вытащил из кармана кожаный шнурок с чёрным камешком, сверкавшим так, будто внутри него горело пламя. Гермиона уставилась на камешек на протянутой ладони. Чёрный шнурок свисал с длинных Снейповых пальцев.
— Подарок, — пояснил он.
— Спасибо, — изумленно ответила Гермиона, беря подарок из его руки.
Она подержала камень между пальцев. Он был тёплым на ощупь, даже не влажным — ночной холод не сконденсировался на его поверхности. Некрасивый и совсем не её цвета. Но была какая-то красота в его угловатости и слабых линиях, вытравленных на его поверхности, еле видимых в свете костра. Она чувствовала в нём какую-то близость, знакомость — будто он всегда принадлежал ей.
— Поможете? — Она передала шнурок Снейпу. Повернувшись к нему спиной, Гермиона перебросила копну своих волос на одно плечо, крепко придерживая волосы обеими руками. Прикосновение его холодных пальцев бодрило — он провел ими по линии её шеи, поместив камешек между ключиц, а потом по линии роста волос, чтобы застегнуть замочек.
— Это было отвратительно, — прошептал он ей на ухо, — я видел то, чего никогда не было. Галлюцинации. Выдуманные слова.
— У меня это тоже бывает, — шепнула она в ответ.
— Это всё не на самом деле, Гермиона, — настаивал Снейп, не снимая руку с её плеча, держась за воротник её пальто, как за спасательный круг. — Это всё происходит только у нас в голове.
— То, что это происходит у нас в голове… — Гермиона крепко сжала его руку, лежавшую на отвороте её пальто: холодная кожа прильнула к холодной коже, горя золотом в свете костра, как алебастр, как мрамор, — …вовсе не значит, что оно не происходит на самом деле.
***
— Гермиона, просыпайтесь.
Он мог и не повышать голос. Сознание Гермионы уже давно плавало туда-сюда в пограничном состоянии между сном и пробуждением, а сон её был беспокоен и неглубок — закрыть глаза, замедлить дыхание, забыть, что замерзаешь до смерти.
Первое, что она заметила, открыв глаза — костёр погас, а второе — причина, по которой погас костёр: поленья дюйма на четыре скрывала вода.
По крайней мере, был уже день, хоть утро и выдалось ветреным, серым и неприветливым. Теперь она ясно видела Снейпа, его синяки под глазами и сероватую бледность кожи.
— Это было глупо, — проворчала Гермиона, прижимая к глазам ладони. — Не стоило устраивать костёр в самой низкой части помещения.
— Ну, выбор был — либо костёр, либо мы, — ответил Снейп, — и мне не особенно улыбалось спать в луже. Помогите мне встать.
Он протянул руки, и Гермиона послушно и на удивление легко подтянула его в вертикальное положение, придерживая его чуть дольше, чем требовалось, в надежде, что от него исходит хоть немного тепла. Напрасно.
— Простите, — извинился он, когда она выпустила его, дрожа.
— Надо было вернуться в трактир, — пробормотала Гермиона, и Снейп насмешливо хмыкнул. Она сжала его руку. — Давайте поищем ещё растопку.
— Гермиона… — начал Снейп, но она уже выбиралась наверх, не желая это обсуждать. Не сейчас.
Неизбежный вопрос: Что дальше?
Она не знала, какой теперь смысл в их предприятии, но ей было всё равно. Если бы Снейп спросил, она ответила бы: выживание. Впрочем, Гермиона понимала всю нелепость такого ответа, даже не произнося его вслух. Для выживания нужно было всего-то пройти одну милю в одном направлении до деревни и их гостиничного номера. Для выживания нужно было уехать домой, к родителям, и игнорировать малейшую мысль о том, что абсолютно всё в её жизни неправильно.
От этих доводов было легко отмахнуться, отвлекшись на рутинные занятия. Нужно было разделить на двоих завтрак, состоявший из батончиков мюсли, припасённых в Гермионином рюкзаке, скормить Снейпу остаток шоколада, чтобы разогнать его уныние. «Со мной всё в порядке», — настаивал он, что, как подозревала Гермиона, всегда являлось ложью. Снейп шагал твёрдо, хоть и медленно. Она не помнила, чтобы на неё так сильно повлияло её собственное происшествие… чем бы оно ни было. «Чувство вины», — объяснил он. Пожалуй, Снейп видел больше беспросветного мрака за один день своего детства, чем Гермиона за всю свою жизнь.
Камни были скользкими, и ей пришлось помочь Снейпу спуститься. На территории вокруг замка царил хаос: поваленные деревья шрамами изрезали стену леса, сломанные ветки валялись по всему полю, куски пластмассы, пригнанные ветром невесть откуда, усеивали ландшафт, во всех остальных отношениях выглядящий так, будто его много столетий не касалась рука человека.
Гермиона оглянулась и задержала дыхание, готовясь увидеть, как выглядит при свете дня их вожделенный ориентир, кульминация их поиска, последняя звёздочка на карте.
Просто развалины — она ведь знала это. Промозглые, тёмные, полуразрушенные камни, пропитанные стойким, кислым духом разложения. «Вы тут что-нибудь узнаёте?» — спросил прошлой ночью Снейп, когда они оба пытались уснуть. «Не знаю», — ответила Гермиона, втайне чувствуя: нет.
Снейп нашёл ветку и опирался на неё, идя рядом с Гермионой. Он внимательно смотрел себе под ноги, стараясь не спотыкаться, и, тем не менее, заметил мелькнувшее на её лице беспокойство.
— Что такое? — спросил он и добавил, подняв брови: — Вас что-то тревожит?
— Меня всё тревожит, — отозвалась она.
Они продолжили путь.
Хвороста было вдоволь, мёртвая древесина только отчасти была влажной от дождя. Гермиона сделала стропы из пледа и волокла их, а Снейп слишком долго выбирал, тянул, хмыкал и охал, и в целом сводил её с ума. Однако, она сохраняла спокойствие, не понимая, почему так бесится и откуда вдруг взялось стремление вернуться в замок и сброситься с самой высокой осыпающейся башни.
— Что-то не так с этим местом, — пробормотал Снейп, легонько отбрасывая ногой в сторону кучку переплетённых веток, и Гермиона согласно вздохнула.