Снейпа среди них не было. Снейп по-прежнему лежал там, внутри, в луже собственной крови.
Рон вошёл первым, за ним Гарри и сразу за Гарри — Гермиона, закрыв за собой дверь. Призраки остались снаружи, не желая или не умея пройти сквозь дверь. Но она всё так же слышала их. Их голоса, их рыдания, их горькие за что?…
Рон и Гарри остановились, уставившись в одну и ту же точку на полу. У Гермионы пересохло в горле. Она не могла принудить себя шагнуть вперёд, не решаясь разрушить единственную крошечную крупицу надежды — убедиться наверняка, что там снаружи, среди призраков, скребущихся в окно, чтобы высказать свою последнюю волю, сейчас должен быть ещё один человек…
— Чертовски несправедливо, правда? — сказал Рон, и Гермиона подняла на него глаза, удивляясь, как точно он угадал её мысли. — После всего, что он… то есть, он, конечно, был тот ещё гад, но в конечном счёте вроде бы оказался не так уж плох.
Гарри промолчал. Гермиона стояла в двух шагах позади него, видя только глянцевый край лужи крови из-за ящиков.
— Я где-то надеялся… — Рон громко прочистил горло, — что из всех, кто… уж он-то может выжить, понимаете?
Сердце колотилось где-то в глотке.
— Думаете, можно что-то сделать? Ну, то есть, я понимаю, уже слишком поздно, но хоть что-то — есть же Дары. Может быть…
— Он умер, Рон, — сказал Гарри.
«Гермиона, пожалуйста…» — шептали голоса снаружи.
— Мы кое-что можем. — Гермиона облизнула губы. Голос её был хриплым и тихим. — Сколько людей умерло за тебя прошлой ночью, Гарри?
Парни наконец повернулись к ней. Их лица искажены были недоумением, горем, усталостью.
— Я не знаю, — ответил Гарри.
— Ты и сам умер. Но ты вернулся.
— Гермиона? — нахмурился Рон.
— Зачем нам это? — Гермиона подняла руку с зажатым в ней камнем. — Зачем это кому-либо вообще? Не в первый раз за магию ведутся войны, Гарри. Этим можно уничтожить миры. — Она подбросила камень в руке, и он на секунду оторвался от поверхности её кожи. Голоса вернулись в тот же момент, как камень лег обратно в ладонь. — Люди не должны обладать такой властью.
— Я же сказал, что избавлюсь от них… — начал Гарри.
— Не в них дело, Гарри, — раздражённо, устало сказала Гермиона. На глаза наворачивались слёзы. Она сделала шаг вперёд и, заметив чёрные гладкие волосы на полу, шагнула назад к стене, тяжело дыша. Серые фигуры двигались за заколоченными окнами, скользя сквозь солнечный свет, жемчужно-дымчатые, непрозрачные и слишком плотные, чтобы быть нереальными.
— Все эти люди, — выдавила она, задыхаясь.
Что-то в хижине менялось. Стало невыносимо жарко и мертвенно тихо. Солнце накрыла тень. Рон положил ладонь на свою палочку, и он и Гарри отступили от мёртвого Снейпа, молча глядя вниз, будто что-то в теле изменилось.
— И так будет снова и снова. Будут ещё Люпины, ещё Фреды. Чьи-то братья, мужья, жены, дети.
— Гермиона… — снова начал Рон.
— Что делает история, Гарри? Правильно: повторяется. Опять будут умирать люди, и всё из-за магии.
Она опять подняла камень, который, казалось, потемнел, вобрав в себя и уничтожив весь свет. Гермиона знала, что Хроноворот не может вернуть умершего к жизни, она знала, что не умеет этого на самом деле и Воскрешающий камень. Но как там сказал Дамблдор? Другие средства. И если надёжные средства вообще существуют, это должны быть этот камень, плащ-невидимка и палочка, которую держит сейчас в руке Гарри Поттер.
Ей было почти весело и хотелось рассмеяться: она вспомнила о том, что сказал Дамблдор, о том, как мечтательно прозвучал тогда его голос… «И Альбус Дамблдор, который продает носки». Нарисовавшаяся картина была такой чистой, такой мирной. Такой правильной.
Камень раскалился и осязался… чужеродным в её руке. Гарри выглядел глупо с такой большой палочкой. Плащ, свисавший из кармана Рона, делал его бедро наполовину невидимым. Трое детей, владеющих самыми могущественными предметами во всём волшебном мире — ещё совсем недавно они сражались в очередной из множества нескончаемых битв за власть. За такую власть, которой никогда и ни за что не должен обладать ни один человек. Потому что человеку свойственно ошибаться.
Она так долго задавала не те вопросы. Не за то боролась. Волдеморт был далеко не первым, кто отнял столько жизней во имя магии, и Гермиона знала, что он не будет последним.
Она так обстоятельно изучила легенду о трех братьях — простые слова на бумаге рассказали ей об их слабостях, уязвимостях, недостатках, их гневе и отчаянии. Какое совпадение, что они трое — Гарри, Гермиона и Рон, которые были близки, как братья и сестра, находились сейчас здесь, в этой комнате, с палочкой, камнем и плащом. Но она упустила смысл истории в целом, урок, который Дамблдор стремился преподать ей этой легендой. Встреча лицом к лицу со смертью — просто побочный эффект, уже не существенный теперь, когда все уже мертвы. Война выиграна, но какой ценой и во имя какого будущего? Лучшее будущее — надолго ли оно?
До сих пор она неправильно понимала смысл Даров.
Они не должны были попасть ни в чьи руки.
Никому и никогда — с самого их появления на свете.
— Гарри, — тихо произнесла она, — можно мне взять плащ?
— Э, конечно, — сказал Гарри. Он ухватился за кончик плаща-невидимки, торчавшего из кармана Рона, выдернул и бросил плащ ей.
Гермиона поймала плащ на лету, набросила на себя и направила палочку на Гарри:
— Экспеллиармус!
Задумайся Гермиона тогда на секунду — воспользуйся она собственным советом, который так часто давала Гарри и Рону — она не стала бы этого делать. Да и в тот самый момент она признавала правоту тихого голоса, подозрительно похожего на Сортировочную Шляпу, прозвучавшего где-то в подсознании: «Глупая, иррациональная, нетерпеливая…»
Но в тот момент камень был её. Плащ был её. Палочка была её.
Смерть была её.
Она повелевала Смертью.
И снова Смерть показала, что не терпит над собою власти.
***
Другая тропа
Январь 2005 года
Гермиона Грейнджер безжалостно теребила камень в утро, когда они со Снейпом ворвались в Визжащую Хижину. Тогда она даже не осознавала это глубокое, почти подсознательное желание сорвать камень с шеи и перекатывать взад-вперёд по ладони. Она и не замечала, что замочек расстегнулся, пока шнурок не повис свободно, и камень не скатился в ладонь.
Снейп всё ещё что-то говорил, отодвигаясь от двери, через которую они вошли, но Гермиона стояла неподвижно, как вкопанная.
Они были тут не одни.
— Северус? — попыталась сказать Гермиона, но ни звука не вырвалось из её рта. Если Снейп и был ещё рядом, она его не видела, потому что не могла заставить себя повернуть голову. Всё, что она видела, не моргая, не говоря и не сдвигаясь ни на дюйм с места, были три серые фигуры на другом конце комнаты, все три ужасно знакомые и родные.
Два парня стояли впереди, всего в футе от неё, смотря на что-то невидимое на земле. А за ними, в тени — она. Гермиона сначала не узнала себя. Одежда, волосы, раскрытый серый рот, демонстрирующий передние зубы вполне обычного, среднего размера. И лет на семь младше её здешней. Но это несомненно была Гермиона Грейнджер, с ввалившимися глазами и такая же перепуганная, какой была эта Гермиона Грейнджер на противоположном конце комнаты.
Она не слышала их, но знала, что именно они говорят: она читала по губам, слыша в голове каждый голос. Она знала в точности, какой звук издаст сейчас младшая Гермиона: «Экспеллиармус!» — и волшебная палочка одного из парней (а это была волшебная палочка, она знала, что это будет волшебная палочка) прыгнет из его руки в её. Знала, какое чувство испытает та Гермиона, когда её пальцы сомкнутся на полированном дереве, пройдутся по всей длине палочки от ягод бузины до самого кончика. Как покалывать будет при этом под пальцами.