Женщина оторвалась от газеты, отогнув края вниз, открыв поразительно зеленые глаза и хорошенький вздёрнутый носик, обсыпанный веснушками.
— Простите, — сказала Гермиона, и женщина подняла брови. — Мы с вами раньше не встречались?
Женщина сдержанно улыбнулась, смотря на Гермиону терпеливо-снисходительно.
— Не думаю.
Она тряхнула газетой, вернув её в прежнее положение, но Гермиона не сдавалась.
— Я понимаю, это странный вопрос, но вы умеете колдовать?
— В смысле, фокусы показывать? — уточнила женщина. — Боюсь, что нет. — Улыбка исчезла с её лица, брови нахмурились. — С вами всё хорошо, милая? Помощь нужна?
Гермиона зарделась и снова взгромоздила Снейпову книгу на колени.
— Всё отлично.
Она открыла книгу, женщина расправила свою газету. Вот и поговорили.
========== О магии ==========
Снейп, в халате на босу ногу, замер на нижней ступеньке лестницы; воздух был влажный, холодный и липкий.
В гостиной кто-то ёрзал на месте, легонько вздыхая и переворачивая страницы.
«Гермиона», — напомнил мозг.
Он взбежал обратно вверх по лестнице, не ответив на раздавшееся снизу «Снейп?», и появился снова несколько минут спустя, уже в свитере и брюках. Гермиона сидела в своей импровизированной постели на диване, закутавшись в одеяла, похоже, всё ещё в пижаме, а колени её были завалены книгами, которые она стянула с полок в его кабинете.
— Я тут подумала, — начала она, едва Снейп вошёл в комнату, нетвердо держась на ногах спросонья и мечтая о чае. Она даже не взглянула на него, полностью погруженная в книги, — пожалуй, нам стоит сформулировать несколько гипотез, затем определить метод, которым их можно проверить, и… — Она вскинула на него глаза. — Простите, — слабая улыбка — кажется, она больше не пытается прятать свои передние зубы. — Сначала чай.
— Сначала чай, — согласно пробурчал Снейп и пошёл ставить чайник.
Окна на кухне покрылись инеем. Он поскреб стекло ногтями (нужно постричь) — заиндевело изнутри.
— Может быть, у нас будет снежное Рождество, раз мы так далеко на севере, — сказала Гермиона, и Снейп вздрогнул. Он и не заметил, что она последовала за ним.
— Может быть, — смилостивился он и вынул из шкафчика две кружки.
Больше он не сказал ничего и не хотел ничего слышать от неё — ни слова об этой кухне с фурнитурами времен пятидесятых, держащимися на честном слове и нуждающимися в замене. О ламинированных столешницах и фисташкового цвета двухкамерном холодильнике, который с треском провалился бы сквозь порог любой шкалы энергоэффективности. Холодильник включился, как только вскипел чайник. Снейп всё ждал, что Гермиона посмотрит на него (агрегат заваливался на бок — одна из его ножек подломилась ещё в Снейповом детстве) и скажет: «Вы разрушаете озоновый слой, между прочим» или «Вы бедный?». Но она только благодарно приняла кружку, даже не посетовав на то, что к чаю нет молока.
— Надо было заскочить в магазин по дороге домой вчера вечером, — сказала Гермиона. — Извините.
— Нет, это я виноват, — ответил он, чувствуя себя ужасно благопристойно, как на светском приеме. В слишком узкой кухне было ни развернуться, ни присесть. — Вернёмся в гостиную?
Снейп придвинул стул к освоенному ею дивану и сделал несколько ходок туда-обратно по дому, потому что сначала она напомнила ему принести её дневник, затем спросила, нет ли у него дорожных атласов. Наконец они уселись друг напротив друга, держа каждый свою кружку со стремительно остывающим чаем, разложив перед собой разнообразные по тематике, никак друг с другом не связанные книги.
— Я не понимаю, — сказал Снейп, раскрыв прошлогоднее издание атласа «Великобритания: от А до Я».
— Я и сама не вполне понимаю, — призналась Гермиона, прикусив губу. — Прямо перед тем как уснуть вчера ночью, я подумала о чём-то, но когда проснулась сегодня, мысль уже испарилась. Я обычно держу записную книжку у кровати, но тут… — Она кивнула на дневник, лежавший под Снейповой кружкой.
— Забирайте, — сказал Снейп, высвобождая дневник.
— Не сейчас, — ответила Гермиона. — Погодите. Мысль вернётся.
Они прихлёбывали чай в относительной тишине, пока не допили даже осадок вместе с чаинками. В гостиной было прохладно, но подкручивать радиатор они не стали. Снейп спросил себя, не стоит ли разжечь камин, а потом — когда в последний раз прочищался дымоход. Яркая тревожная картинка (что было странно, поскольку его воображение никогда не отличалось особой изобретательностью) вспыхнула перед глазами: Гермиона спит на диване, невидимая под грудой одеял, как принцесса на горошине наоборот, вся охваченная пламенем, а огонь распространяется с камина на корзинку с растопкой, пожирает сухую бумагу в кабинете, перекидывается на ковры и засаленную обстановку. Но нет — на стенах столько сырости (она и об этом промолчала), что огонь наверняка погас бы, не успев разгореться.
— Нашли что-то забавное? — спросила Гермиона, и Снейп дёрнулся.
— Нет, — ответил он, открывая атлас на карте Северного Уэльса.
Всего минуту спустя она высоким звонким голосом объявила:
— По-моему, мы должны дать этому какое-нибудь название.
— Этому? — спросила Снейп.
— Вы знаете, о чём я. — Гермиона отпихнула в сторону одну книгу и придвинула к себе другую. — Я тут подумала… может быть, нам нужна какая-то первооснова, что-то, что мы можем принять как факт, пусть оно и кажется нелепым. Может быть, нам нужно предположить, гипотетически, что оно — эта магия — реально существует, и мы имеем к ней какое-то отношение, но, наверное, по какой-то причине всё забыли. Поэтому первый наш вопрос — почему мы забыли? И второй — как нам всё вернуть?
— А мы хотим всё вернуть? — Снейп никак не мог угнаться за её мыслью. Магия? Вот о чём она думала? Мистические силы? Девчонка-то чокнутая. С большим таким приветом. А он её сам пригласил в свой дом, на свой диван…
— Только не изображайте шок и трепет, — проворчала Гермиона, прочитав выражение его лица так же легко, как читала его огромные скучные книги. — Вы увязли так же глубоко, как я.
— Что?
— Ну с чего бы нам не хотеть вернуть магию? — возмущённо выпалила она. — Представляете, каково это — иметь такие способности, такие возможности, помогать людям… — Она умолкла, воззрившись куда-то вдаль, и Снейп почувствовал покалывание в пальцах правой руки. Фантомная боль. Так у лишившегося ног солдата отрезанные ступни чешутся даже спустя много лет после ампутации.
Гермиона не договорила, но Снейп так и слышал окончание её предложения: «Представьте себе, каково это — обладать такой властью?»
— Впрочем, это всего лишь предположение. Мы не знаем, что это значит. Совсем не знаем. Мы знаем только то, что это нечто вне нас и что мы почему-то это чувствуем, а другие люди нет. — Она рассмеялась. — Может быть, мы колдуны.
— Гермиона… — предупредил Снейп.
— Послушайте, — вздохнула она, — человек тысячелетиями тянулся к метафизическому.
— Но это не религия.
— Нет, — согласилась она. — Это что-то… другое. Называть это магией вроде как глупо, но как ещё?
— Сила? — предложил Снейп.
— Мне не нравится это слово, — сказала Гермиона. — Им легко злоупотребить.
— Зачем этому вообще давать название? — спросил он. — Почему мы должны называть это магией? — Ему не понравилось, как слово сложилось у него во рту. Оно казалось детским, ограниченным и навевало мысли о полиэстеровых накидках, цилиндрах и махании палочкой.
— Потому что, — помрачнела Гермиона, — давая этому название, я чувствую себя не такой чокнутой, как думают все вокруг. — Она с силой захлопнула книгу, так что её кудри взлетели от напора воздуха. — И, осмелюсь добавить, вы наверняка чувствуете то же самое. Поэтому мы будем говорить «магия». Согласны?
— Да, — ответил Снейп, не в силах убрать ворчание из своего голоса. — Ладно.
Снова закололо в пальцах. Зудело в самых кончиках.
***
По очереди они проделали обычные утренние процедуры: приняли душ, позавтракали (Снейп нашёл в морозилке хлеб), между делом поглощая черный чай. В какой-то момент они вместе поднялись в незанятую спальню («И это вторая спальня? — впервые хоть как-то прокомментировала состояние дома Гермиона, войдя в комнату. — Какого тогда размера у вас?» Тут она сообразила, что именно брякнула, умолкла и с пылающим лицом плюхнулась за его компьютер. Снейп не стал объяснять, что это когда-то была комната его родителей и что он сомневается, что в таком месте вообще можно спать — её это совершенно не касалось).