— Жми на тормоз!
Он вышел из ровера. Сухая земля шуршала. Сюда не доходят ещё дождевые облака. Атмосферный преобразователь и так уже работает на пределе, но чистый дождь пока что привилегия для людей столицы.
Генерал уселся на пне, потупив взгляд куда-то в горизонт. Джон тихо подошел и ковырял ботинком невзрачную груду хлама. В небе очень размеренно, под стать своей величине, реяли цепеллины — они сбрасывали бывшие снаряды, заряженные теперь семенами деревьев. Сквозь тучи редко прорывало местное солнце.
— Глядите, — сказал Джон, указав на дорогу. Шли миссионеры, их было трое. О’Конелл обругал их, на чем свет стоит. Их присутствие на этой планете его раздражало. Набожники испугались, сто раз извинились и объяснили свое появление тем, что восстанавливают божий закон справедливости. О’Конелл злобно хохотал, вопрошая: «А где вы были раньше, когда шла война?».
С ужасом он осознал, что больше не понимает, почему воевал.
VII
На двенадцатый год мира умер Вильчек. Витализаторы не спасли, потому что колонел присутствовал на самых сложных и грязных участках. К тому же Вильчек пренебрегал собой ради этого мира. Он поборол голод и облегчил жизнь в Ремиссусе, за что жители оценили сполна. В знак уважения к нему посол Аяна поставила на могиле изобретение Ремиссуса — свечу с искусственно зажженной миниатюрной звездой. И днем, и ночью маленький участок плодородной земли, где в кустах алой розы располагалась могила Вильчека, ярко освещался, свидетельствовал, что даже мертвой пустыне трудом и потом дозволено сделать чудо.
— Пора прощаться, звездный генерал! — сказал Рикки Аллоиз, бывший подчиненный. Он стоял у трапа челнока, следующего на орбитальную станцию. — Моя служба закончилась. Но я далеко не улечу, совсем рядом есть неплохая планета. Буду заглядывать к вам!
О’Корнелл, уже седой, энергично пожал руку.
Перед исчезновением в недрах корабля, Рикки обернулся и сказал: «Поразительно, но я служил с вами дважды — и на войне, и в мире». Генерал удивился, но виду не подал. Ветер дарил свежесть. Воздух возле космопорта ионизирован от двигателей, но гари генерал не чувствовал носом уже весьма давно. У входа в здание трепыхались красные флаги Ремиссуса. Джон, давно ставший компаньоном, как-то спросил:
— Чем займешься после того, как все твои товарищи улетят?
— Останусь. Ты же знаешь. Работы по горло.
— Двенадцать лет ты верно служишь нам во благо мира. Меня попросили поговорить об этом.
— О чем?
— Ты сделал много плохого для нас, и очень много доброго. Но делал все по нашей воле. Но мы никогда не спрашивали, чего бы хотел ты сделать на этой планете?
О’Конелл нахмурился. В самом начале мечтал построить корабль и сбежать отсюда, затем умереть. Потом, он пожелал всё исправить и посадить как можно больше деревьев, чтобы спрятать в их кронах неисправимые шрамы на земле. Генерал подумал, посмотрел на свои ладони, и искренне произнес:
— Хочу свой пруд с рыбкой. Такая редкость для здешних мест.
Джон засмеялся и предложил проехаться на выходных по округе в поисках заветного пруда.