— В каждой девушке есть загадка! Она вполне вероятно могла иметь в виду совершенно противоположное!
— Будет забавно, если никакой загадки в ней не окажется, — с сарказмом ответил я.
— Ох… Оливер-Оливер-Оливер…
— За все это время, ты сам хоть раз говорил с ней?
— Да… У нас был разговор… — произнес Нул печальным голосом.
— Судя по голосу, разговор был не из хороших?
— Она меня чуть не убила…
— Вот видишь.
— Но не убила же!
— Я понимаю твои чувства, но мы должны это сделать.
— Да знаю я… знаю… — словно часть его уже приняла это, но другая по-прежнему отказывается. — Мать говорит то же самое.
Несмотря на то, что голос Нула стал старше, я все еще ощущаю в нем того самого беззаботного паренька, которым он когда-то был. От того слышать его таким грустным, по-настоящему больно.
— Иримэ изменилась под воздействием метки Смерти… Я пытался искать информацию о ней по всему миру… но почти ничего не нашел.
— Но какая-то информация все же была?
— Да… я узнал две вещи, — с этими словами Нул встал с трона и судя по звукам начал спускаться к нам. — Во-первых, Смерть поедает миры когда те больше не могут ее удовлетворить. Как ты думаешь, почему в Темноземье души есть лишь у людей?
— Честно, я так и не смог найти на это ответ, — ответил я.
— Она пожирала их живьем. Забирала у бедных, беззащитных существ. Но затем в Темноземье появилась моя Мать. С каждым годом ее силы крепли, и со временем она стала щитом, защищающим последнюю расу с душой… нет, она защищала целый мир. Но для того, чтобы защищать живых от Смерти, моей Матери так же нужны души. Только в отличии от нашего врага, она забирает их естественным путем. Она никого не убивает, лишь забирает у умерших. Это позволяет ей сохранять планету в целости и сохранности. Но как только Иримэ уничтожит мир, в нем больше не останется душ. Какое-то время Мать сможет протянуть без них, и проблема в том, что рано или поздно ее запасы закончатся. Тогда же и падет Темноземье.
— Пента и Инфинити знали об этом?.. Может поэтому они собирали как можно больше людей для путешествия в будущее… — почесав подбородок, пробубнил под нос я.
— И тогда все начнется по кругу… И так из раза в раз… из раза в раз.
— Но какой Смерти от этого прок? В конце концов она все равно не получает души.
— В этом и суть проклятой метки. Все отнятые Иримэ жизни ложатся грузом на ее собственную душу, тем самым питая Смерть.
— Но она делает это не своими собственными руками.
— Своей маной она подпитывает убийц, дает им силу и это связывает их. Это похоже на ассист в видеоигре… гибель противника все равно идет ей в счет, даже если неполноценно.
Он реально решил привести такую странную аналогию?
Нул наконец-то спустился. Я увидел его впервые за тысячу лет… Вот только он больше не принимал форму Рэо. Это все то же странное создание, как в первый день нашей встречи. Из отличий: половина седых волос выпала, а сам он стал выше. Кости выпирают из его позвоночника, одной из рук не хватает, а вторая, такая длинная, что тянется за ним словно хвост. Его дыхание было затрудненным, я мог видеть это даже отсюда.
— В любом случае есть еще одна странность… — продолжил мой старый друг. — Когда мы впервые встретились, на тебе не было никакой метки. Тогда вопрос, когда ты ее вообще получил?
— Когда заключил контракт с дьяволом времени? Я всегда думал, что причина моего бессмертия и разгневала ее.
— Но у Цицириума, который таким образом обманывал смерть несколько сотен лет, не было никакой метки, — Нул подходил все ближе и ближе.
— Тогда после встречи с Иримэ в академии?
— Нет, к тому моменту она уже была на тебе.
— Ты вообще знаешь ответ? — приподняв одну бровь, решил ускорить диалог я.
— Такое ощущение, будто она на тебе с самого рождения.
— Странное заявление. В таком случае ты бы увидел ее при нашей первой встрече.
— Ты не дал мне договорить! — Нул положил на мое плечо длинную руку. — Такое ощущение, что метка пропадала из-за Иримэ. Пока ты любил эльфийку, ты не был целью Смерти. Даже сейчас… я уверен, что ты любишь ее, потому что я больше не вижу на тебе проклятья.
— Может… — хотел вставить я, но Нул перебил меня:
— Нет, это не из-за того, что ты сделал с дьяволов времени. Я же говорил о Цицириуме, в его случае это не играло никакой роли.
— И что ты хочешь сказать? — дрожащими губами, спросил я.
— Ваши души каким-то необъяснимым образом связаны. Будто вы и вправду две половины одного целого. Но вот в чем парадокс, вы связаны Смертью, только когда ты ненавидишь эльфийку.