«Особенно уместно, — пишет Григорий Палама, — учить начинающих смотреть в самих себя и посредством дыхания вводить собственный ум во внутрь. Поэтому ни один разумный человек не отсоветует какими-нибудь приемами сосредоточивать ум в себе монаху, который еще не умеет видеть самого себя. Именно, поскольку у только что приступивших к борению даже сосредоточенный ум постоянно скачет и им постоянно приходится снова его возвращать, но он ускользает от неопытных, которые еще не знают, что нет ничего более трудноуловимого и летучего, чем их собственный ум, то некоторые советуют внимательно следить за вдохом и выдохом и немного сдерживать дыхание, в наблюдении за ним как бы задерживая дыханием и ум, пока, достигнув с Богом высших ступеней и сделав свой ум неблуждающим и несмешанным, трезвенники не научатся строго сосредоточивать его в „единовидной свернутости“{356}. Исихасты… дыхание ограничивают в той мере, в какой это зависит от нас»{357}.
«Задолго до апологии тела у Паламы элементы „положительной соматики“ применялись на практике. То было естественно и неизбежно. Всякое молитвенное делание, а непрестанная молитва в особенности, включает элемент многократного, тождественно повторяемого действия. В такое делание необходимо привходит ритм, и на нем не может не отражаться то, что телесное наше естество уже участвует в целом ряде биоритмов; и, прежде всего, не может не сказаться наличие ритмов дыхания и сердца. Игнорировать взаимодействие ритмов (в любом случае неустранимых) подвижники не видели оснований; и наоборот, они рано заметили, что учет этого взаимодействия может быть полезен»{358}.
Антропологическое учение Григория Паламы основано на многовековом опыте восточного монашества. Анализируя это учение, архимандрит Киприан (Керн) обращает внимание на утверждение о необходимости «уметь воспользоваться телом и привлечь его к соучастию в молитве», чему и учит методика исихастов. «Что касается физических приемов, то есть известного положения тела при молитве, наклона головы, устремления взгляда на определенное место и самой координации молитвенного ритма с дыханием, — все это не самое главное в мистике исихастов. Это рекомендуется отдельными учителями, и то только как вспомогательное средство. Суть молитвы не в этих приемах. Но советы эти вытекают из [святоотеческого] взгляда на тело и физику в деле духовного подвижничества. Эти телесные приемы того же происхождения и порядка, как поднятые руки ввысь, крестное знамение, связанное с метаниями [поклонами], лежание долу на земле. В аскетическом подвиге должна участвовать не одна только душа или какая-нибудь одна из ее способностей (воля, ум, чувство), а весь вообще психофизический состав человека. Такова древняя практика монашества»{359}.
Использование некоторых внешних приемов может способствовать переходу от словесной молитвы к умной, позволяет ослабить привязанность к словесному звучанию молитвы, оторваться от слова и приблизиться к чистой мысли. Затем, продолжая несколько понуждать себя, используя простые физиологические закономерности, можно получить помощь в достижении умно-сердечной деятельной молитвы. Далее применение художества может послужить подспорьем в обретении высокого дара благодатной непрестанной молитвы, примером чему служит опыт героя «Рассказов странника», последовательно прошедшего весь деятельный путь от словесной до умно-сердечной молитвы и после сего обретшего, уже с помощью художества, молитву самодвижную.
Все указанные достижения являются, конечно, Божественными дарами. Мы же призваны совершить все возможное, все зависящее от нас, чтобы приуготовить себя к ожидаемому действию благодати. Смысл наших усилий в том, чтобы исполнить свой долг и, егда сотворите вся повеленная вам[119], помнить, что сделали лишь то, что должны были сделать.
Прежде всего, можно ставить задачу перейти от словесной молитвы к молению умному. Дело в том, что, когда мы молимся молча, это действие в большинстве случаев еще нельзя назвать молитвой умной. «Разумная часть души, — читаем у прп. Иоанна Дамаскина, — разделяется как на внутреннее слово, так и на произносимое. Внутреннее же слово есть движение души, происходящее в той части, которая рассуждает, без какого-либо воскликновения; посему часто и молча мы вполне излагаем в себе самих всю речь»{360}. Под умной «разумеется молитва, — пишет свт. Игнатий, — совершаемая умом в сердце. Молитву внимательную новоначальных, при сочувствии сердца, отцы редко удостоивают наименования умной молитвы, причисляя ее более к устной»{361}.