Еще более ужасающие бесоявления попускаются искушенным отцам, достигшим высоких мер преуспеяния, что хорошо известно из святоотеческих жизнеописаний. Таковые «подвергались жестоким нападениям бесов. Этим отцам лукавые духи являлись не в виде призраков, но в своем действительном образе и, насколько попускал Бог, причиняли различные беды и напасти». Иногда, предупреждает о. Иосиф, бесы действуют столь изощренно, что только «благодать может спасти несчастного человека от их злодейств». Например, одни демоны принимают жуткий вид и нападают, причиняя зло, другие же появляются в светлом образе и якобы прогоняют первых, имитируя ангелов, посланных Богом. Главная цель — увлечь подвижника в тщеславие, заставив поверить в особое Божие промышление о нем. «Потому не остается ничего иного, как возрастать во блаженном смирении, ибо Господь наш только смиренным дает благодать[58] Свою».
В своей книге «Духодвижная труба» старец Иосиф Исихаст рассказывает о битве подвижника в искушениях, посылаемых ему, дабы смирить его надменное мудрование: «Христос же, Господь наш, не дает ему до поры Своей благодати, но оставляет его бороться с искусителем… Ибо общий порядок, принятый нами от всех святых, состоит в добровольном подвиге даже до крови, согласно речению святого: „Дай кровь и приими дух!“ Но, смиряясь, подвижник посредством многообразной брани научается правильно мыслить о себе… Здесь требуется еще больший подвиг, и здесь, как мы сказали, проверяется, словно золото в горниле, чистота произволения подвижника, поскольку предается он в руки малодушия, уныния, гнева… всех зол вражьих… При этом лукавейшие бесы непрестанно, днем и ночью, действуют через различные страсти; Иисус же, Господь наш, стоя вдалеке, нисколько не укрепляет подвижника Своего… И тот будет истинным подвижником, кто среди всех этих бед не ослабеет и не оставит своего места… Не многие испытываются подобным образом, но… те, о ком благоволит Благий Кормчий»{139}.
10. Молчание (K cтp. 60)
Причины, по которым владыка Антоний призывает к особой замкнутости, могут показаться недостаточно ясными. Аналогичные мотивы, побуждающие к сугубой молчаливости, приводит в своем «Молитвенном дневнике» старец Феодосий Карульский. Возможно, его записи, как и высказывания других подвижников, помогут точнее понять мысль владыки.
«Когда духовное рассуждение держалось внутри моей души, оно имело силу успокоительную, а когда оно открыто было другому (может быть, по самодовольству и тщеславию), оно потеряло свою прежнюю благотворную для спокойствия сердца силу, и явилось уже нетерпение, потом и смущение… пока не одумался и не увидел здесь вражьего искушения, попущенного для смирения. Тайные брани и защищения не всегда и не всем нужно открывать, чтобы не потщеславиться по немощи и не дать врагу повода к большему нападению… Вредно для занятия умной молитвою пристрастие к богословским рассуждениям, и особенно беседы с неединомысленными, не обходящиеся без словопрения. Они производят бурление в мыслях, от которых трудно бывает отвлечь ум, особенно когда и сердце бывает раздражено словопрением. Вот почему Апостол заповедал всем христианам не словопретися ни на какую потребу, особенно же эта заповедь касается монахов (св. Василий Великий) и тем паче безмолвников»{140}.
Старец Иосиф Исихаст пишет, что человек, переживший ощущение присутствия Божия, желает бескорыстно поделиться своей радостью со всеми, он готов, «если бы это было возможно, всех вместить в сердце свое, чтобы увидели они сию благодать, хотя бы сам он ее лишился», однако старец удерживает от этого, указывая, что лучше будет безмолвствовать и молиться, нежели пытаться просвещать других своим учением{141}.
Вспоминая о своих духовных переживаниях, игумения Арсения (Себрякова) рассказывала в беседе с сестрами: «Прежде я познания ставила очень высоко и поэтому стремилась передать другим свои познания. Я тогда много говорила… Мне хотелось передать другим, если можно, всему миру свои познания. Я готова была взойти на колокольню и оттуда кричать всем: „Спешите, спешите, пока не кончился торг, то есть работайте над душою, пока есть случай, пока обстоятельства дают возможность потрудиться“. Теперь же я чувствую совсем другое. Без благодати Божией, действующей в душе и усовершающей ее, одни познания — ничто. Потому я все меньше говорю и прихожу к такому состоянию, что не нахожу, что сказать. К этому состоянию влечется моя душа. Я молюсь за ближнего и нахожу, что это большое благо»{142}.