После часов за чаем я передал о своем состоянии во время утренней умной молитвы своему сожителю. Стали обсуждать его, ища причины его. От своего опыта мой собеседник не мог ничего сказать в объяснение, как не испытавший теплоты во время молитвы в той усиленной мною испытанной степени. В писании же отеческом мы не нашли объяснения его, прямых причин, которые бы послужили поводом, по которому Бог попустил это по действию вражию, совесть, помимо вообще греховности, не сознавала, разве только быть может забвение мною прежде внушенного мне во время искушения смирения, и некая самонадеянность с излишним упованием на художественные приемы без покаянных чувств. Посему мы объяснили мое состояние излишним давлением на сердце внимания и вообще напряжения душевного и телесного по «художественным приемам» умносердечной молитвы, а посему решили мы продолжать мне далее упражнение в художественной молитве спокойнее и проще без особенного напряжения и без точного наблюдения в это время биения сердца с дыханием, но со смиренным и покаянным чувством спокойно призывать Господа в сердце со вниманием к словам молитвы, а биение сердца совместно с дыханием само собою установится, как это было прежде (см. 31 августа). О, Боже, как трудно без наставника проходить умносердечную молитву, однако для монаха необходимо. Одна надежда на Бога. Благодарение Богу, что имею хоть единомысленного собеседника о ней, с которым можно делиться вновь возникающими мыслями и чувствами.
На вечернем правиле творил «умную» молитву, как присоветовали мы утром со своим сотрудником; спокойно, с покаянными чувствами и молитва совершилась мирно, со вниманием и умилением. Приступала, правда, теплота от сердца в груди, но не усилилась как прежде, потому что живое покаяние, чувство молитвы отвлекали от нее внимание ума. При сем в этот раз, по окончании сотницы молитв, я полагал на себе крестное знамение. И когда в конце молитвы приступит теплота помалу снизу от чресл без всякой сладости мокротной, я с внимательной, по–прежнему покаянной молитвой, стал полагать на себе крестное знамение, и теплота заметно отошла. При сем пришел внушительный, ободряющий помысл о величии и милосердии Спасителя и о моем маловерии и малодушии в искушениях. Итак, я с благодарением Господу Спасителю, умудряющему, укрепляющему и утешающему нас в немощах наших, кончил свое вечернее правило и восстановилось мое прежнее благодушное душевное настроение, поколебавшееся было пережитым во время утреннего смущения. Слава Богу за все, спасающему нас и десными и шуиями — и благополучием и искушением противным.
4 сентября
На утрене молитва «умная» прошла мирно, без всякого приступа смущающей теплоты, во внимании к сердцу и в умилении душевном. Явилась мысль, что вчерашнее испытание было допущено Богом для упражнения внимания в сердце во время всякого наперед искушения. Исповедь в сей день также прошла благополучно. После уборки келий утомился, а потому и умную молитву вечером совершал не очень напряженно, однако с умилением. Увидал свое душевное убожество, слепоту духовную — неведение в молитвенном подвиге и в обращении с ближними, как поступать с ними в том или другом случае, чтобы было все мирно и душеполезно себе и им. Слабость воли в противлении страстям и принуждении себя к добродетелям, забвение в мыслях, словах и делах вечности и главнейших Евангельских заповедей и добродетелей христианских, любви к Богу и ближнему, которыми должна быть во всем проникнута и направляться вся жизнь наша, и неохота понуждать себя к постоянной, особенной «умной» молитве — главному христианскому средству спасения душевного и первому монашескому, особенно схимническому обету. Все это пробудило духовное зрение ума, тронуло и сердце мое нечувственное и породило желание молиться всегда Господу о помиловании себя и своих ближних — чад духовных, сродников, знаемых и всех православных христиан.